4
Уж не этот ли гул барабана и боевой клич трубы разбудили императора?
Петр вскочил, свесив с кровати ноги.
– Фу… Я застрелил утку. Где она? Какой глупый сон… Гудович!
Вбежал лакей Митрич, вскоре за ним полуодетый генерал-адъютант Гудович.
– Странный сон, господа, – рассуждал император, подобрав левую ногу и колупая мозоль. – Представьте, кошка… Глаза желтые, злые, сама черная.
Хорошо это или плохо? Митрич, как?
– Да как, ваше величество, – замялся бородатый, тугой на мысли лакей.
– Конечно, ежели мужику-дураку приснится кошка, либо бабе дурашливой, это, верно, к худу. Ну, а ежели особе священной, вроде вас, ваше величество, то кошка во сне обозначает… это самое… как сказать… – Он усмотрел чрез окно сгущавшиеся облака и брякнул:
– Кошка к грому императорам снится, к грозе!.. Я этак слыхивал… – Митрич покашлял в ладонь, осторожно покосился на Петра, отошел на цыпочках в уголок и стал там трясти царские штаны.
– Она подкрадывалась к моей короне, это презренное животное. Я в нее выстрелил и… представьте – не кошка, а утка.
– Ах, утка? Так бы и сказали, ваше величество, – отозвался Митрич и еще раз встряхнул штанами. – Одно дело утка, а другое дело кошка. Утка от кошки или, допустим, от кота штука завсегда отменная. Ежели жареная утка, это к хорошему…
– Живая, живая! – раздраженно вскрикнул Петр и показал лакею язык.
– А живая утка – того лучше, ваше величество. Значит – пир на весь мир, фиверки, музыка…
– Глупый сон, глупый сон, глупый, глупый, – зачастил Петр, – у меня еще нет короны, нет… Какая корона? Митрич, умываться! Который час?
Восемь? Пиротехники посланы в Петергоф?
– Два дня тому назад, государь, – ответил генерал-адъютант.
– Гудович, прикажите доставить сюда Пассека! Я его лично высеку плетью и ущемлю ему язык… Впрочем, нет… После праздников. После, после.
Петр был сегодня особенно бодр и свеж. Кофе он пил один, на ходу.
Елизавета Романовна да и многие во дворце еще почивали. Он спустился с холма, где дворец, вышел на берег к пристани. Пред ним за нешироким морским пространством виднелся Кронштадт с крепостным валом. Возле укрепленного острова стоял, ожидая приказа императора, вооруженный флот.
А там где-то далеко, за пределами Кронштадта, вправо или влево, Петр не знал точно, лежала ненавистная Дания. Да, да, Петр бросит на датчан весь свой флот, он лично поведет сушей свои несокрушимые полки, он растопчет гадину, он вернет извечно принадлежавшие милой Голштинии земли.
Он возвратится победоносным триумфатором на золотой колеснице, весь осиянный славою, путь его будет усеян розами.