В Елизаветинском дворце состоялось совещание генералитета: как быть с низложенным Петром и вообще что делать дальше? И опять спешно строчились указы, приказы, именные повеления, опять летели во все стороны гонцы.
Никита Иванович Панин предостерег:
– Нам страшней всего Кронштадт.
Императрица тотчас собственноручно написала коротенький указ на имя адмирала Талызина, бывшего на совещании:
«Господин адмирал Талызин от нас уполномочен в Кронштадт, и что он прикажет, то исполнить.
Июнь, 28 дня 1762 г.
Екатерина».
Талызин поспешил сесть в простую шлюпку и тайно выехал в Кронштадт.
Но туда, как сказано, еще ранее направился посол Петра, генерал Девьер.
Предстояла встреча двух врагов. Кто кого пересилит, перехитрит, за тем останется и Кронштадт.
Деликатный вопрос о личной судьбе Петра III разрешился быстро.
Понюхав табачку из золотой табакерки государыни, Панин начал:
– Понеже двум государям один престол занимать невместно…
– Бывшего императора арестовать, – смело закончила его мысль Екатерина.
Генерал-майор Савин получил повеление немедленно отправиться в Шлиссельбург, чтобы приготовить приличное помещение Петру. Было указано на тот самый дом, который строил Петр для заточения Екатерины.
А войска все подходили и подходили из окрестностей столицы и примыкали к восставшим, выстраиваясь вдоль Мойки и по Морским улицам.
Наконец, из Ораниенбаума прибыл к Екатерине канцлер, граф М. Л.
Воронцов. Через набитые людьми дворцовые залы он едва протискался до кабинета, где с лихорадочным жаром шло заседание.
– Ваше величество, – взволнованно обратился он к Екатерине. – Я как верноподданный своего государя и присягнувший ему…
– Знаю, – прервала его Екатерина, прищурив глаза и загадочно улыбаясь, – вы прибыли с поручением бывшего императора доказать мне незаконность моего поступка или убить меня… (Воронцов изумленно развел руками и отступил на шаг.) Но, милый граф… – Екатерина встала, взяла канцлера под руку, подвела к окну. – Взгляните на это людское море, на лес штыков и – поймите меня. Не я действую: я повинуюсь желанию народа.
В ее взгляде сквозили усмешка и презрение к раздавленному недругу.
Голова канцлера кружилась, сердце изнемогало, мысль кричала: «Выбирай скорей, решай, решай: смерть или измена».
После мучительных колебаний канцлер Воронцов, как и прибывшие вслед на ним Шувалов с Трубецким, беспрекословно присягнули ей и к ожидавшему их Петру не возвратились.
И вообще к императору не возвратился ни один его гонец. Это Петра удручало, бесило. В семь часов вечера он наскоро, по-лагерному, пообедал: на скамейку, где он сидел, поставили жаркое, бутерброды, бургундское, шампанское. Предчувствуя, что скоро все оставят его, царь с горя много пил и порядочно-таки опьянел, но бодрость духа уже навсегда покинула его.