Глатц был высоким мужчиной с мертвенно-бледным лицом, редеющими и седеющими коротко подстриженными волосами и длинным носом с горбинкой, оставшейся с тех времен, когда он играл центральным защитником за «Гэлик Страй-дерс» и даже подумывал о переходе в профессиональную лигу. Однако неловкий взмах чужой биты не только сломал ему нос, но и повредил зрительный нерв, так что прошел целый год, прежде чем он смог снова видеть ту же вечную чепуху с прежней отчетливостью. Теперь, сидя в «Понтиаке», Глатц посасывал фильтр «Честерфилда». И тут зазвонил мобильный телефон.
— Лейтенант Глатц? Это Энджело из таможни.
— Ага, лады, и чего?
— Тот мужик, про которого вы спрашивали, Сантос, он как раз проходит. Хотите, мы его тряхнем?
— Решительно нет, — отрезал Глатц. — У него дипломатическая неприкосновенность. Просто пропустите. Спасибо, Энджело. — Положив трубку, Глатц обернулся к Эмилио и сообщил:
— Он здесь. Может, на сей раз нам повезет.
— Угу, — отозвался Эмилио. У него хватало собственных проблем, над которыми требовалось поломать голову Реактивный авиалайнер «Вэридж», вылетевший из Рио-де-Жанейро. Сделал по пути ряд остановок в Карибском архипелаге и Майами, прежде чем приземлиться в аэропорту Кеннеди. Пассажиры начали выходить, первый класс — первым: у Денег есть свои Преимущества. Первым классом летело всего пять человек. Четверо из них воплощали собой анонимный серокостюмный, атташе-кейсовый, золоточасный облик, дающий им право где угодно стать этаким столпом Богатства и Его Привилегий. Пятый — Сантос — тоже был тот еще субъект, хотя и не так чтобы очень: мелкий человечек с остроконечной бородкой, смахивающий на миниатюрного Роберта Де Ниро с матово-смуглым лицом и ясными глазами, в уголках которых затаились морщинки, возникающие при постоянном уклонении от дворцовых переворотов. На лацкане его дипломатского костюма, синего, в мелкую полоску, красовался радужный значок — орден Симона Боливара, врученный правительством Венесуэлы как символ признания заслуг Сантоса в роли посла острова Сан-Исидро. Пожалуй, ничего удивительного, что при этом он щеголял в модельных туфлях из патентованной кожи с эластичными боковинами. Горделивая осанка, на лице выражение бдительности, на губах — едва уловимая ироничная усмешка, должно быть, его обычное выражение.
Сантос вместе с остальными пассажирами прошагал по гулким коридорам Кеннеди к стойке иммиграционной службы и таможне. Кроме бороды, он носил небольшие усики, так называемые императорские, и во всем походил на дипломатов третьего мира, чувствуя себя скорее уроженцем Манхэттена, нежели Мисраки — столицы и главного порта Сан-Исидро. Вынув у стойки иммиграционной службы дипломатический паспорт, он продемонстрировал его чиновнику. Чуточку поджатые губы чиновника не предвещали бы ничего доброго, не будь Сантос полностью аккредитованным дипломатом, имеющим право идти в Соединенных Штатах куда вздумается, не ожидая ни приглашений, ни запретов. Ни его багаж, ни его "персону не могут обыскать ни при каких обстоятельствах, даже подозрительных. Увидев, что этот субъект так и так неприкасаем, даже если бы не поступил прямой приказ от Глатца, сидящего на улице в облупившемся «Понтиаке», чиновник разжал губы, проштемпелевал паспорт Сантоса и проводил взглядом дипломата, идущего через зеленый коридор, из которого, не получив распоряжения открыть своей атташе-кейс, направился на выдачу багажа и к наземному транспорту.