Он покачал головой — и предпочел этим ограничиться.
— Это не её вина, — продолжала Рене, — что она на стороне Англии и герцога.
— Не её, — согласился он.
— И не её вина, что в неё влюбился король — этот великий государь, и что она помолвлена с таким человеком, как де Норвиль.
— Не её, — повторил он, хотя уже с большим сомнением. И, не удержавшись, добавил: — А обо мне она когда-нибудь говорит?
— Иногда… О вашей поездке в Женеву. Я знаю, что она к тебе неравнодушна. Только она не часто показывает, о чем думает.
Как знакомо ему это качество Анны! Но вот простирается ли её неравнодушие к нему дальше некоторого предела, он не уверен — и, наверное, никогда не узнает.
Как бы то ни было, нельзя сомневаться во взаимном расположении, которое возникло между нею и Рене вместе с госпожой де Лальер. Накануне своего отъезда в Шаван Анна так горячо просила Рене сопровождать её, что этой мольбе нельзя было отказать.
— Она боится господина де Норвиля, — сказала девушка. — Я это знаю, хотя она и старается не обнаруживать своего страха. Она часто молится. Мы с ней спим в одной постели, и я знаю, что она часами лежит без сна. Может быть, она опасается и короля. Он почти каждый день наезжал с визитами в Сен-Пьер…
— Де Норвиль знает, что ты здесь? — перебил её Блез.
— Нет, миледи просила лишь разрешения взять с собой компаньонку из монастыря. Он согласился.
— Ты хорошо сделаешь, если будешь держаться от него подальше, когда он приедет, — сказал Блез. — Он быстро заподозрит что-то, если узнает тебя. И, поверь мне, у миледи Руссель есть все причины бояться.
Рене схватила его за руку:
— Я все ещё не понимаю, что вы с Пьером делаете в Шаване… под видом слуг… Я думала, вы где-то скрываетесь… Ты мне так ничего и не сказал.
— Ну так слушай.
Как можно короче он обрисовал ей положение дел: мнимую измену де Норвиля Бурбону, вероятный заговор против короля, меры, принятые регентшей.
— А почему тебе так тревожиться о короле? — перебила она. — Что ты от него видел, кроме несправедливости?
— Я тревожусь о Франции, — возразил он, — и ты делай то же самое, если любишь Пьера де ла Барра. Помни, что он в этом деле вместе со мною, душой и сердцем.
Это был для Рене самый сильный аргумент. Политика для неё воплощалась в конкретном человеке; её убеждения диктовались её сердцем, а сейчас этот человек значил для неё больше, чем все остальные, вместе взятые.
— Верно, — кивнула она. — Мы видели друг друга во дворе перед обедом…
— Надеюсь, вы не разговаривали?
— Нет… только взглядами.
— Будь осторожна, дружок. Нам нужна твоя помощь. Ты нам поможешь?