Крикуны завершили занятия и разошлись, а Туз все продолжал бродить по опустевшему плацу, загребая пыль тяжелыми сапогами.
Черные тучи, почти касаясь лохмотьями земли, навозными мухами ползли по небу, закрывая солнце. Поднявшийся ветер не давал костру разгореться. Туз морщился от едкого дыма, разъедающего глаза, и тихонько ругался сквозь зубы. Топот копыт он услышал, но головы не повернул, не бросился, как это было всегда раньше, навстречу любимой, а только еще больше помрачнел и устало вздохнул.
— Вот. — Гильдис бросила золото на траву.
Сержант равнодушно поднял слитки и перебросил их из ладони в ладонь, определяя вес.
— Тяжелые.
Гильдис опустилась рядом с Тузом и провела рукою по его плечам. Меченый не откликнулся на ее ласку: покусывая сорванную травинку, он сосредоточенно думал о чем-то своем.
— Что случилось? — спросила она.
Туз не выдержал ее вопрошающего взгляда и отвел глаза. В груди его закипало раздражение — что она о себе воображает, эта девчонка? Он, сержант Башни, должен бросить товарищей и, пренебрегая долгом, бежать за ее круглой задницей на край света. Вот уж действительно истинная дочь ярла Хаарского, который из-за куска золота готов поставить Лэнд на край гибели.
Гильдис вскочила на ноги:
— Ты говорил, что для бегства нужны средства — я их принесла.
— Это золото подарил тебе отец, чтобы ты убежала с меченым?
Гильдис растерянно молчала, глядя на Туза почти с испугом.
— Золото принадлежит Башне, твой отец просто украл его.
Гильдис с размаху ударила его по лицу, кровь тонкой струйкой побежала по подбородку меченого.
— Это ты зря, — сказал он, медленно поднимаясь с земли.
— Верни мне золото.
— Не могу, — глухо сказал Туз. — Если оно попадет в Бург, то нам здесь солоно придется. В добавок к стае нахлынут еще и жадные буржские авантюристы. Ты должна меня понять, Гильдис, это золото погубит и тебя, и твоего отца.
— Неужели ты такой подлец, Туз? — В глазах ее удивления было больше, чем обиды. — Ты боишься?
Туз рассердился, ледяные глаза сверкнули из-под шапки русых волос:
— Я ничего не боюсь.
— Тогда ответь мне, почему… — Она не договорила и скрыла лицо руками.
Туз обнял ее за плечи и притянул к себе. Он гладил девушку по волосам и говорил, путаясь в собственных мыслях, морщась от прихлынувшей тоски. Она не захотела его понять, а может быть, не могла — слишком уж разные они были люди: меченый, сросшийся всем своим существом с Башней, и девушка из далекого, почти нереального Бурга.
Гильдис не понимала и не хотела понимать. Разве долг может помешать любви? Это не долг, это просто рабство. Человек волен сам строить свою жизнь, не оглядываясь на других. А если не волен, то он не человек, а животное послушное пастухам.