— Нет. Для меня была бы большая честь познакомиться с ним, но…
— Ну а ты, Клаус, — перебил ее Джером, — ты наверняка слышал о писателе Дзюнъитиро Танидзаки, который родом из Азии? Ты бы его боялся?
— Конечно же нет, — сказал Клаус, — но…
— А теперь Солнышко, — продолжал Джером. — Острозубый горный лев водится в ряде стран Северной Америки. Ты бы испугалась, если бы встретилась с горным львом?
— Нетеш, — ответила Солнышко, что означало что-то вроде: «Конечно же испугалась. Ведь горные львы — дикие животные».
Но Джером продолжал говорить, будто и не слышал ее слов.
— Я не собираюсь бранить вас, — сказал он. — Я знаю, сколько вы пережили после смерти родителей, но мы с Эсме хотим сделать все, что в наших силах, чтобы у вас был уютный, защищенный дом. Я не думаю, что Граф Олаф посмел бы прийти в наш дорогой, престижный район. Но если бы даже он решился на это, консьерж тотчас бы его опознал и немедленно поднял на ноги соответствующие власти.
— Но консьерж мог не опознать его, — не сдавалась Вайолет. — Он наверняка был переодет.
— Олафа ничто не остановит. Он куда угодно пойдет, чтобы найти нас, — добавил Клаус. — Его не остановят никакие престижные районы.
Джером явно был огорчен.
— Прошу вас, дети, не спорьте со мной, — сказал он. — Я не выношу споров.
— Но иногда спорить полезно и даже необходимо, — заявила Вайолет.
— Я не вижу ни одного довода, который был бы полезным или необходимым, — возразил ей Джером. — Эсме заказала нам столик здесь, в кафе «Сальмонелла», я терпеть не могу лососину. Я, конечно, мог бы вступить с Эсме в спор, но какая в этом польза и какая необходимость?
— Да, но вы могли бы съесть обед, который вам по вкусу, — сказала Вайолет. Джером покачал головой.
— Станете старше, сами все поймете, — сказал он. — Кстати, кто-нибудь из вас помнит, который из лососей наш официант? Вам скоро пора ложиться спать, и я бы хотел расплатиться и отвезти вас домой.
Сироты Бодлеры с грустным чувством безысходности поглядели друг на друга. Безысходной казалась им в который раз возникшая ситуация, когда Олаф вновь выдавал себя за другого человека, а грустно им было, так как все попытки убедить их опекуна, что Гюнтер вовсе не Гюнтер, ни к чему не приводили. Они не сказали почти ни слова, когда Джером вывел их из «Сальмонеллы» и они сели в такси, которое и довезло их от Рыбного района до дома 667 на Мрачном Проспекте. По дороге они проехали мимо пляжа, где дети впервые услыхали ужасное известие о пожаре, и у них было чувство, что все случилось очень давно, хотя прошло совсем не так много времени. Дети глядели из окна машины на волны океана, набегавшие на уже совсем темный пляж, и им не хватало больше, чем когда-либо, их родителей. Будь родители живы, они бы прислушались к тому, что говорят дети, они бы поверили их словам о том, кто на самом деле был Гюнтер. Но еще горше для Бодлеров было думать о том, что, будь живы их родители, трое сирот вряд ли бы вообще знали, кто такой Граф Олаф, не говоря уж обо всех его предательских и жадных помыслах. Вайолет, Клаус и Солнышко сидели в такси и печально глядели в окошко, и им больше всего на свете хотелось вернуть времена, когда жизнь их была счастливой и беззаботной.