— Двести четыре, — сказал Джером и поглядел на детей. — Я не могу больше увеличивать цену. Для меня это слишком дорогое удовольствие, а само соревнование напоминает спор, который радости мне никогда не доставляет.
— Триста, — не сдавался человек в солнцезащитных очках. Бодлеровские сироты в страхе переглянулись, не понимая, как им поступить. Друзья уходили прямо у них из-под носа.
— Джером, пожалуйста, прошу вас, пожалуйста, купите для нас этот лот, — умоляющим голосом сказала Вайолет.
Джером покачал головой.
— Когда-нибудь вы это поймете: не стоит тратить деньги на модные пустяки, — сказал он.
— Мистер По, а не могли бы вы взять для нас заем в банке? — неожиданно спросил Клаус.
— Для того, чтобы купить картонную коробку? К сожалению, должен сказать «нет». Одно дело морские украшения, а совсем другое — тратить деньги на коробку неизвестно с чем.
— Окончательная цена триста, пожалуйста. — Гюнтер повернулся, подмигнув Эсме глазом из-под монокля. — Пожалуйста, сэр, если…
— Тысяча!
Гюнтер застыл, услыхав голос нового претендента на Лот 50. Глаза Эсме широко раскрылись, и она довольно хмыкнула, представив себе, как положит такую огромную сумму денег в свою полосатую сумочку. Модная толпа пришла в движение. Люди оглядывались, стараясь понять, откуда пришел этот новый голос. Однако никто не подозревал, что такое слово могло сорваться с уст крошечного ребенка, ростом с палочку колбасы салями.
— Тысяча! — снова взвизгнула Солнышко, а у ее брата с сестрой перехватило дыхание. Они, конечно, знали, что у их сестры не было такой суммы денег, но сейчас надеялись только на то, что Гюнтер не поймет, чей это голос, но доискиваться не станет из-за своей непомерной жадности. Липовый аукционер поглядел на Эсме и перевел взгляд на зал.
— Откуда у Солнышка могут быть такие деньги? — спросил Джером мистера По.
— Я только знаю, что, когда дети учились в частной школе, Солнышко выполняла секретарские обязанности, но я не представлял себе, что ей платили такую высокую зарплату.
— Тысяча! — еще раз повторила Солнышко, и в конце концов Гюнтер сдался.
— Самая высокая цена теперь одна тысяча, — сказал он, забыв на минуту, что он не совсем свободно владеет английским, и потому не добавил «пожалуйста».
— Примите мои соболезнования, — сказал человек в темных очках. — Я не собираюсь платить больше тысячи за «Г.П.В.». Лот того не стоит.
— Теперь наша очередь, — едва сдерживая волнение, сказала Вайолет, и вся троица Бодлеров двинулась к сцене.
Толпа не отрываясь следила за детьми, пока они шли к заветной коробке, оставляя за собой след черной золы. Джером выглядел смущенным, а у мистера По был вид человека, окончательно сбитого с толку, что здесь означает — «он был смущен не меньше, чем Джером». Эсме была полна затаенной злобы, а человек в темных очках выглядел как человек, проигравший аукцион. Один только Гюнтер продолжал улыбаться, словно его шутка была чем дальше, тем смешнее. Вайолет и Клаус вскарабкались на сцену, а потом подняли Солнышко и поставили ее в середину между собой.