Его милость мистер Молстатьют произнес слова «в карете» с важностью человека, сознающего, как сказал позднее доктор Джонсон, всю значительность владельца собственного экипажа и собственных лошадей. Достопочтенный судья не счел нужным, однако, оказать Джулиану честь и распорядиться запрячь в свою огромную семейную карету пару старых одров, которые обычно волокли этот ковчег к молитвенному дому непорочного и всеми почитаемого господина Хаулегласа, где по четвергам вечером читалось писание, а по воскресным дням произносилась четырехчасовая проповедь. Нет, он приказал вызвать наемную карету, представлявшую тогда еще довольно большую редкость, ибо этот способ передвижения был введен только недавно; впрочем, такие кареты предоставляли уже почти все те же удобства, какими отличаются наши наемные экипажи, служащие средством для всех честных и бесчестных, законных и беззаконных связей и сообщений между людьми. Наш друг Джулиан, которому привычнее было путешествовать в седле, вскоре очутился в наемной карете и в сопровождении вооруженных до зубов констебля и его двух помощников отправился к месту назначения, то есть, как мы уже знаем, в старинную крепость Ньюгет.
Гляди — вот это наш тюремный пес;
Но будь настороже, держись подальше:
Он лает, только если раздразнить.
«Черный нъюгетский пес»
Карета остановилась перед огромными воротами Ньюгета; ворота эти были подобием врат Тартара — с той лишь разницей, что из них возвращались к жизни несколько чаще и с большим почетом; хотя и ценою таких же трудов и подвигов, с какими Гераклу или другим полубогам удавалось выбраться из ада античной мифологии, а иногда, как утверждают, с помощью магической золотой ветви.
Джулиан вышел из экипажа, заботливо поддерживаемый своими провожатыми и несколькими надзирателями, прибежавшими на помощь при первом ударе большого колокола, висевшего у ворот. Такое внимание, как нетрудно догадаться, было внушено не учтивостью, а боязнью побега, о котором Джулиан и не помышлял.
Несколько подмастерьев и бездомных мальчишек с соседнего рынка — они извлекали немалую пользу от увеличения числа покупателей, затворников тюрьмы, в связи с многочисленными арестами папистов и потому были ревностными протестантами — приветствовали его шумными криками: «Эге-ге, папист! Ого-го, папист! Будь проклят папа и все его сообщники!»
При таких недобрых предзнаменованиях и вступил Джулиан под мрачные своды, где столько людей простились с честью и жизнью. Темный, мрачный коридор вывел его на широкий внутренний двор, где множество заключенных-должников забавлялось игрою в мяч, кости и другие игры, для которых строгие кредиторы предоставляли им полную свободу, хотя эти занятия лишали их возможности честным трудом уплатить долги и содержать умирающие с голоду и нищенствующие семьи.