Микула не мог сидеть в землянке, вышел во двор, опустился на толстую деревянную колоду и задумался. Смерть отца сильно поразила его, но все это было уже позади. Сейчас он думал о том, что отца нужно похоронить, как велит обычай, в первый же день и сейчас нужно пойти к братьям Бразду и Сваргу.
И как только начало светать, он сделал из холста черное знамено и пошел с ним по Любечу, направляясь к дворищу брата Бразда.
Дойти до брата Бразда, правда, было не так легко. Отделившись от отцовского двора, он поселился далеко ото всех любечан, среди давно выжженных участков леса, которые уже не засевались, поставил там большую хижину, окопал дворище рвом, насыпал валы, а на них поставил еще и острую ограду – от зверей, говорил Бразд.
Так и жил брат в стороне от людей, с женой Павлиной, привезенной из-за Днепра, жилистой, неразговорчивой женщиной. Было у них три сына, работали они скопом, рано ложились и рано просыпались, а на ночь выпускали на валы лютых псов.
Эти псы и сейчас не пускали Микулу на дворище Бразда, как ни махал он черной хоругвью, как ни кричал на них. И только когда из дома вышла Павлина и отогнала псов, они отступили от Микулы.
– Отец Ант помер этой ночью… – сказал Микула.
Бразд опустил голову, постоял минуту, но сразу же выпрямился, сказал:
– Пожил довольно на этом свете. Стар уже был и немощен наш отец.
Микула хотел возразить, сказать, что Ант был еще работящий, сильный и много-много лет мог бы еще жить, но вспомнились ссоры Бразда с отцом, вспомнился день, когда Бразд ушел из гнезда старейшины, и смолчал Микула, только сжал руками черную хоругвь. Сказал:
– Обряд велит ныне и похоронить его.
– Добро, – согласился Бразд. – Похороним.
– У меня нет коней, чтобы отвезти на требище.
– Дам коней.
– Хотел бы я и тризну справить…
– Дам кабана.
– Сжечь бы надо было отца… – сказал Микула. Бразд огляделся по сторонам, погладил свою бороду.
– Это же сколько древа надо? Свезти и пустить по ветру? И давно уже никого не сжигают, всех просто в землю.
– Так он ведь не все, а старейшина…
– Э, старейшина! – махнул рукой Бразд. – В землю. Гораздо внимательнее выслушал Микулу брат Сварг, – он и при жизни никогда не ссорился с отцом Антом, разговаривал почтительно и ласково, обо всем с ним советовался.
И теперь, услыхав о смерти отца Анта, расспросив у Мику-лы, как умирал отец, что говорил, он даже заплакал.
И жена Сварга, рыжая Милана, тоже заплакала, загрустила, хоть и заметно было, что делает она это не от души, а по обычаю – пускай слышит душа умершего, что ее оплакивают все.
– А о каком же кладе говорил отец? – полюбопытствовал Сварг, услыхав о завете отца.