– Что, отче? – спросил Микула, протирая глаза. – На ловы собираешься?
– Слышал я ночью рев, – ответил Ант, – пойду поищу…
– Может, вместе пошли бы?
– Нет, Микула, – возраздл Ант, – на ловы иду один, ты и Виста ступайте лес выжигать.
– Добро, отче, – согласился Микула, – мы пойдем в лес. Виста уже зарыла в раскаленные уголья горнец с водой, набросала в него вяленой рыбы и соли, достала лепешки, поставила на камни перед очагом деревянную миску, положила ложки и метнулась к двери с деревянным ведром, чтобы принести воды. За нею вышел и Микула.
Тогда под шкурами на помосте снова что-то зашевелилось, и оттуда сначала показалась девичья головка, а потом и сама девушка – в одной сорочке, с растрепанными волосами, карими блестящими глазами. Проснулась она, как видно, еще раньше и слышала беседу старших, потому что, подойдя к Ан-ту, спросила его:
– А что это за рев, дедушка?
Ант ласково посмотрел на внучку, отложил в сторону камышину, к которой собирался прикрепить железное острие, и погладил девушку по голове.
– И ты уже встала, Малуша?
– Я давно не сплю, дедушка.
– То олени ревут. – Ант продолжал держать на голове девушки свою руку. – Вот пойду поищу, убью оленя, приволоку -будет мясо, будет и мех.
– А ты не боишься, дедушка?
– Нет, Малуша! Я подобью его этой стрелой, а когда упадет -ножом…
Девушка как завороженная смотрела карими глазами на лицо Анта – загорелое, все в глубоких морщинах, с серебристо-серой бородой, с длинными усами. На нем играл багряный отсвет очага.
Вошел Микула.
– Денница догорает, – сказал он. – Светает.
У входа послышались быстрые шаги. Виста принесла ведро воды.
– Умойся, – велела она девушке.
На углях в горнце уже кипела похлебка.
– Садитесь! – властно приказал Ант.
Все приблизились к очагу. Виста налила похлебку из горн-ца в миску, положила ложки, наломала лепешек. Но никто не ел, все молчали.
Ант отложил свои стрелы и наконечники, встал, направился к двери, распахнул ее и отступил в сторону, чтобы каждый, кто случился бы в эту минуту, мог войти и подсесть к очагу. Но во дворе, как обычно, не было никого, и, затворив дверь, Ант вернулся и сел на пол перед очагом. Рядом с ним сели Микула и Виста с дочерью.
Но и тогда никто не начал есть. Все молчали. Задумчиво смотрел на огонь Ант, туда же бросали беспокойные взгляды Микула, Виста, девушка.
Таков был давний обычай их рода. Люди, жившие в городище, в этой землянке и в других, всегда собирались на рассвете, чтобы поесть, послушать слова старейшины. Но всегда, прежде чем начать еду, старейшина преломлял хлеб, брал частицу пищи и бросал все это в огонь. Там, под очагом, согласно поверью, жили души предков, всех, что навеки ушли из своего рода. Они тоже требовали своей жертвы.