Джанет заснула, волосы ее разметались по подушке. «Боже, — думала Мариан, зачарованно глядя на нее. — Она всего на три года меня моложе, а до сих пор выглядит как девушка. Кожа гладкая, нежная. Куда уж мне с моими морщинами! И яркие зеленые глаза, как у кошки, в то время как мои давно выцвели. Мои когда-то темные волосы уже поседели, а ее золотисто-каштановые локоны лишь чуть побледнели. Я растолстела на турецких харчах, а она вес такая же стройная как тростинка. Если шотландцы не изменялись за то время, что меня здесь не было, уже до конца года мою госпожу завалят предложениям» руки и сердца. Особенно когда откроется, что она богата. Капитан Керр, между прочим, уже пялится на нее как последний болван».
Думая обо всем этом, Мариан незаметно для себя задремала. Она проснулась от топота ног по палубе. Джанет в каюте не было, а Рут все еще спала. Она подошла к ней и тронула за плечо:
— Вставай, дочка, мы входим в гавань.
Рут потянулась и сонно зевнула. Это была миловидная девушка двадцати трех лет с унаследованными от матери темными волосами и отцовскими голубыми глазами. Она родилась, когда Мариан было за тридцать и она уже почти потеряла надежду стать матерью. Рут плохо помнила отца — он был личным секретарем султана Селима и умер от простуды во время одного из военных походов, в которых всегда сопровождал своего господина.
Она росла вместе с тремя самыми младшими детьми султана. Рут едва исполнилось девять лет, когда она помогла матери и госпоже Сайре тайно вывезти из страны шестилетнего принца Карима. В тот далекий день, можно считать, закончилось ее детство, ибо ей четко дали понять, что если она кому-нибудь проболтается об этом, то обречет тем самым на казнь не только себя, но и других.
Когда она подросла, ей несколько раз делали предложения. Но Рут неизменно отказывалась. Ей не хотелось бросать мать и госпожу Сайру. От отца она унаследовала светлую голову, а от матери — крепкий здравый смысл. В султанском гареме она ощущала себя свободным человеком. А как только стала бы женой турка, двери мира тут же захлопнулись бы перед ней. Теперь же, в Шотландии, она станет по-настоящему свободной и, если представится хорошая возможность, выйдет замуж без колебаний.
Пока ее мать суетилась по каюте, собирая вещи. Рут быстро одевалась. Она привыкла к нижнему белью до колен, длинным турецким шароварам, прозрачным блузам, расшитым жилетам, шелковым халатам и шалям. Таков был гардероб любой турецкой благородной девушки. Европейская одежда — панталоны, чулки, нижние юбки и легкое шерстяное платье — казалась Рут почти неприличной. Одевшись и захватив плащ, она сказала Мариан: