На лестничной площадке билась в конвульсиях Верка.
— Не могу больше, — выжала она. — Что они все, сговорились дохнуть?
Квартира Виктора была распахнута настежь. Со второго этажа весьма кстати неслись Бажов с Юрьевым. Помню, Сергей запихнул нас в мою прихожую и ворвался вслед за Борисом в квартиру Виктора. На сей раз Верке и рассказывать было нечего. Она спускалась по лестнице и соблазнилась заглянуть к Виктору. Дверь была прикрыта, но не заперта. Виктор валялся в густой луже крови вокруг головы. Ее затошнило, она выскочила и упала, схватившись за перила. Тут подоспела я.
Бедолага слесарь даже протрезвел. Он таращился на нас почти осмысленно и равномерно-безостановочно спрашивал:
— Чего у вас творится? Чего?
— Заткнись, — заорала Верка. — Христом Богом прошу, заткнись.
Опять повторялся субботний кошмар. Пока Сергей с Борисом, не дожидаясь подкрепления, занимались соседями и время от времени заглядывали к экспертам, обследующим труп и квартиру, я зарывалась в мягкую постель Измайлова. А он, присев на край кровати, упорствовал в попытках приподнять меня и напоить пустырником. Наконец полковник победил. Я не плакала, не разговаривала — не получалось. Я просто дробно стучала зубами, смутно понимая, насколько отталкивающе смотрюсь со стороны, но не могла угомонить взбесившуюся нижнюю челюсть. Страдалицу Верку пришлось отправить в клинику на «Скорой». Следующую «неотложку» через полчаса, когда я взглянула на Виктора, Балков вызвал мне. Мрак, стыд, позор, но до этого я ни одного покойника близко не видела. Так безоблачно складывалась моя судьба. А то, что человек может лежать в вульгарной, нелепой позе у всех на виду и не подняться через минуту, не хмыкнуть: «Пардон, пардон, шутка не удалась», — было для меня открытием. Измайлов об этом не догадывался, но медикам меня не отдал.
— Она сильная, здоровая девочка, справится.
— Вы берете на себя ответственность, размеров которой не представляете, — высокомерно сообщил ему молодой бородатый врач.
У него были масленые глаза и подлый прищур. Видом своим он беззастенчиво демонстрировал, что в чем-то нечистом подозревает и эту безумствующую женщину, и этого отрешенно-спокойного мужика в гипсе.
— Пошел вон, — велел Измайлов.
— Я позвоню в милицию, — предупредил доктор, краснея.
— Ты его вызвал, Балков, ты и убери, — приказал Измайлов.
— Слушаюсь, — машинально отреагировал Сергей.
Последователь Гиппократа ойкнул и ретировался, не заботясь о мужском и профессиональном достоинстве.
Ворвался Юрьев и кисло доложил, что две таксы радостно мечутся по подъезду. Работать невозможно: слегка одетая Нора их неустанно ловит, но она совершенно пьяна. Нора доходчиво объясняет всем подряд, что уже дала показания и теперь вольна «забыться и заснуть».