— Не любишь эту работу.
— Нет, почему? Вот работу на фабрике я бы не вынесла. Какой там шум! У меня есть подруги, которые уже почти оглохли. И в воздухе столько хлопковой пыли, что дышать невозможно! А ходить в юбке, когда вокруг все вертится и крутится? Или без ноги останешься, или задохнешься, или помрешь от чахотки. И платят меньше. Нет, мне еще повезло.
— Могла бы работать у кого-нибудь в доме.
— Служанкой! Это, конечно, престижней, но лучше уж я сохраню уважение к себе.
Разговор на время прервался — наверное, потому, подумал Блэар, что они совершенно не знали друг друга. «У нас нет ничего общего, мы не прошли через период взаимного обхаживания, нас просто внезапно потянуло друг к другу, как две планеты, оказавшиеся в пределах взаимного притяжения».
— И сколько служанок ты совратил?
— А скольких мужчин ты соблазнила?
Вместо ответа она только улыбнулась, как будто ее улыбка снимала все вопросы.
— А что, белые девушки действительно чем-то отличаются от черных? Или верно говорят, что в темноте все кошки серы?
— У меня было не так уж много женщин; но все они отличались друг от друга.
— Чем?
— Запахом, вкусом, ощущениями при прикосновении, жестами, походкой, телодвижениями, теплом.
— О Господи, да ты прямо ученый! А у меня какой вкус?
Он погладил рукой ее по боку, провел по животу, потом облизал ладонь.
— Розы. Слегка подпаленной розы.
Она повернулась на бок и легла, опершись на локоть. Брови ее скрывались под спутавшимися волосами, однако лучистые глаза словно разбрасывали вокруг карие и зеленые брызги. И хотя угольная пыль оставила у нее на лице постоянную тень, тело ее отличалось той особой белизной, какая свойственна именно рыжеволосым, а вены ее грудей были такими голубыми, что Блэару казалось, он видит их биение.
Роза провела рукой по его ноге снизу верх и там остановилась:
— Я смотрю, ты снова оживаешь.
Все-таки Роза — необычная девушка, думал Блэар. Он оказался в ее постели после годового голодания, и тем не менее ее страсть была не меньшей, чем его собственная: как будто за одну эту ночь ей, как и ему, предстояло насытиться на всю оставшуюся часть жизни. Она обладала той способностью, что позволяет наделенным ею людям отдаваться страсти, даже заведомо зная, что этим они обрекают себя на вечные муки, лишь бы только рядом был кто-то, с кем эти муки можно было бы разделить.
И она бесспорно была личностью. Не пустым местом, не натурщицей для фотографий на сувениры туристам и не силуэтом, торчащим на шлаковом отвале. Она была личностью в не меньшей степени, нежели любой из Хэнни.