Да, плотских, мирских удовольствий на той неделе викарию выпало маловато, подумал Блэар. Наивысшим из них был «ужин с Ш.», что Блэар расшифровал как «ужин с Шарлоттой Хэнни».
На полях каждой страницы стояли загадочные пометки типа «ЧМС-1п», «Хл-2п», «Вч-2п». Но поскольку Блэару самому довелось в жизни существовать почти на грани голода, разобраться в этих знаках для него не составило труда. Чай с молоком и сахаром — одно пенни, хлеб — два, ветчина — тоже два пенни. Совершая свои благие дела и будучи при этом помолвлен с одной из богатейших женщин Англии, преподобный Джон Мэйпоул тем не менее жил почти что на одних только хлебе и воде.
Мэйпоул использовал и еще один прием бедняка: ради экономии места в записной книжке писал и по горизонтали, и по вертикали, заполняя каждую страницу плотной вязью слов, что делало процесс чтения чем-то похожим на вытягивание из рукава фокусника все новых и новых головоломок. Блэар терпеливо выдергивал из словесного лабиринта строгие самоувещевания вроде «Пустые мысли», «Суета сует», «С чем я не согласен» — проявления того холодного духа, которым истинно правоверный викарий и должен был время от времени обдавать себя.
В первую неделю декабря, однако, картина изменилась.
«Среда. Ш. больна и прикована к постели, поэтому вместо «Дома» отслужил на шахте, прочел краткую проповедь на тему «Христос-труженик». Мои подозрения подтвердились.
Четв. Служба. Школа для бедных. Общество развития. Вечерняя служба. На собрании Оливер («Надо полагать, Леверетт», — подумал Блэар) спросил, хорошо ли я себя чувствую. Я соврал. Трудно сохранять сосредоточенность. Пребываю в растерянных чувствах, не могу избавиться от постоянного ощущения стыда.
Воскр. После утренней службы поговорил с ней напрямую. Она полностью отрицала какую-либо вину. Обвиняла меня в двуличии! Продолжил дела дня: признаться кому-либо не могу, уж определенно не Чаббу. Провел день как в аду».
Мэйпоул ничего не написал о том, что именно произошло во время проповеди на шахте и с кем из женщин он поговорил в воскресенье напрямую. Однако запись в дневнике, относящаяся к 23 декабря, проливала на это достаточный свет:
«Субб. Служба. Кое в чем она безусловно права. Нельзя вести себя с людьми так, словно ты римлянин или фарисей.
Воскр. Чабб болен и потому разрешил прочесть утреннюю проповедь мне; по-моему, это была лучшая проповедь в моей жизни. Относительно Иова — в Книге его 30.28,30 сказано: «Я хожу почернелый, но не от солнца… Моя кожа почернела на мне, и кости мои обгорели от жара». Прямо как о шахтерах в забое. Она была права.