— Но, Муллард, я не могу остаться здесь одна. Если явится какой-нибудь шаромыжник воровать лошадей… Нет уж, я пойду с тобой, так безопаснее.
— Где вы подцепили такие выражения? Что сказал бы ваш батюшка, если бы услышал, какие слова вы употребляете? — но он все же согласился взять меня с собой.
Мы проехали еще сотню-другую ярдов, наконец, облюбовали старый развесистый вяз и решили оставить под ним лошадей — место было удобное, вдали от дороги, незаметное для случайного прохожего. Привязав к дереву упряжку, мы двинулись дальше пешком — я с кочергой в руках, Муллард с толстым суком вместо дубины, подобранным на дороге. Дорожный знак указывал на Эбби-Роуд, это было то, что нам нужно, но на углу стояли два дома, а не один, как мы ожидали.
— Которой из них? — гадал Муллард.
— Вон тот, — сказала я, показывая на деревянный оштукатуренный снаружи коттедж. За ним как раз простиралось голое поле, откуда, как утверждал Джокко, запускают воздушные шары.
Мы остановились и присмотрелись к дому, стараясь обнаружить какое-то движение внутри. В нижних окнах горел свет. Задняя часть первого этажа и верхний этаж не были освещены.
— Давай подойдем ближе и заглянем в окна, — предложила я. — Только очень осторожно, у них может быть снаружи патруль.
— Иного пути нет, — согласился Муллард.
Мы подкрались ближе, прячась за деревьями, он бросил камешек, тот упал у порога с весьма громким стуком. Из-за деревьев никто не вышел. Он бросил еще несколько камешков и, убедившись, что снаружи дом не охраняется, подошел ближе. Портьеры были задернуты, разглядеть, что происходило внутри, не представлялось возможным.
— Похоже, что мы опередили наших, — предположил Муллард.
— Не думаю, — возразила я. — Мы так медленно тащились через Лондон. Они, наверное, уже внутри. Странно, что все так тихо. — я замолчала, сжавшись от страха, представив самые невероятные сцены.
— Ну-ну, мисс. Сейчас не время для переживаний, надо действовать. Я проберусь в дом через заднюю дверь.
— Сначала послушаем, может быть, что-нибудь услышим, — сказала я. Теперь, когда отступать было некуда, и опасность смотрела в лицо, я чувствовала, что в мыслях готова к бою, но тело ослабело, ноги не слушались. От дочери священника обычно не требуется физической смелости, к этому событию я чувствовала себя не готовой. Самый мужественный поступок в моей жизни был случай, когда мне пришлось спасать Джинни Симпсон от собаки, кусавшей ее за лодыжку. Тогда мне было десять лет.
— Интересно, где они держат душечку Анни, — печально произнес Муллард. — Наверное, заперли наверху, в темной комнате.