— Выпустите меня отсюда, варвар!
— Ни за что.
— И прекратите эту болтовню!
Резким жестом Кэндис отбросила со лба выбившуюся из прически прядь. Наплевать, что губы у нее тряслись и Хайд понимал, что она вот-вот разревется! Она ничего ему не должна, и пусть думает о ней что хочет. Завтра она первым делом велит миссис Мерриуэзер уволить его!
Он ласково обнял молодую женщину за плечи, без всяких усилий преодолевая ее сопротивление. Но Кэндис не испугалась… пока. Это было абсурдно, если учесть, что ее насильно удерживал крепкий загорелый мужчина, который, как утверждала миссис Мерриуэзер, с легкостью мог разорвать ее надвое.
Воспоминание о словах экономки должно было напугать Кэндис, но и этого не произошло. Инстинкт подсказывал ей, что она в безопасности. Инстинкт или полнейшая глупость, как знать, но что-то в улыбчивых губах или темно-голубых мерцающих глазах наповал убивало страх, который она должна была испытывать.
— Миссис Дейл, расслабьтесь.
Ну, это просто прелесть — он вел себя с ней бесцеремонно, а вместе с тем обращался к ней почтительно.
— Как? — огрызнулась она, испепеляя Остина взглядом.
Сердито подула на все ту же непокорную прядку волос, которая ее раздражала: хотелось ее убрать, чтобы этот «мастер на все руки» не счел свою заложницу неаккуратной.
Господи Боже, что за мысль? Вот уж о чем не стоит беспокоиться! К тому же мистеру Хайду нет дела до того, растрепаны ли у нее волосы, смазана губная помада или еще что-нибудь не в порядке. Это ему вовсе ни к чему.
— Именно этому я и стараюсь научить вас сейчас, — ответил Хайд с улыбкой.
Запоздалое раскаяние осенило Кэндис. Как можно было быть такой тупой? Все, что она должна была сделать, — посмотреть ему в глаза, вглядеться как следует в их ласковый, веселый свет. В них не было ни следа безумия, ни самоуверенности, ни вожделения, а только милое, доброжелательное человеческое чувство. И, как ни странно, понимание.
Сопротивление улетучилось из Кэндис, как струя воздуха из воздушного шара. Она склонилась к Остину и положила голову ему на плечо. Ей неловко было смотреть на него после своей дурацкой демонстрации.
— Простите… Я плохо подумала о вас.
Грудь Остина легонько дрогнула, и Кэндис поняла, что он сдерживает смех. Щеки у нее вспыхнули, но она не рассердилась. Она заслуживала, чтобы над ней смеялись.
— Я и говорю, что вы, о женщина, весьма скованное существо, — мягко поддразнил он. — Хорошо, что я здесь и могу дать вам несколько уроков.
— Ладно, — медленно произнесла она, радуясь твердой опоре, которую нашла в его плече.