— А что этот?
— Первый этаж. Я поднимался сейчас в такую же: две смежные комнаты…
— Дверь?
— Средней тяжести… Счетчик мотает вовсю. Машина под окнами.
— Насчет сахара не забыл?
— Как можно? Чаек — первое дело!
Речь шла о простейшей операции с сахаром и бензобаком. Разведчики вроде бы учли все.
— Что еще известно?
— Я говорил с соседкой. Есть зацепка. Мужик, который жил до него, работал в «Рыбацком банке».
— Интересно… А что заложник?
— Пока никаких признаков…
Рахмон-бобо Арабов, семидесятитрехлетний дядя Нисана, приезжал в Центральный институт травматологии и ортопедии в Москву. Его захватили на улице, когда он вышел из магазина и прошел к овощному рынку на Каширке. Новенький микроавтобус затормозил рядом. Молодой мужик, сидевший с водителем, открыл дверцу, чтобы что-то спросить. Одновременно открылась и вторая дверца, в кузов, а сзади Рахмона-бобо уже держали под локти сильные молодые руки. Рахмон-бобо был еще крепкий старик, привыкший к тяжелому кетменю, всякой физической работе, но державшие его были еще крепче и действовали мгновенно. Через минуту он был уже в кузове с задернутыми плотными шторками. Он хотел объяснить, что произошла ошибка, что он — не с Кавказа, не представляет опасности. В кармане у него лежали справки и рецепты из ЦИТО, квитанции об уплате за консультации… Никто его ни о чем не спросил. Липкий пластырь прошел по его губам, стянул кожу, мышцы. Рахмон-бобо чуть не задохнулся. Будто кто-то натянул на лицо плотную маску… На глаза надвинули вязаную шапку, и свет исчез. Одновременно руки взяли в наручники. Ремнем захватили обе ноги.
—Чтобы не брыкался, дед! — Голос был веселый. Рахмон-бобо понял, что убивать его пока не собираются. Он слышал, как мчались по шумной трассе, тормозили у светофоров. Рядом по тротуару проходили люди, слышались голоса. Захватившие его переговаривались, но все по пустякам. Потом микроавтобус загнали в гараж, запахло бензином. Все вышли из машины, исключая пленника. Гараж заперли.
Рахмон-бобо вспомнил жену и детей, и под надвинутой на глаза вязаной шапкой у него навернулись слезы. Три старших его сына с женами жили с ним вместе, невестки по очереди ухаживали за стариками. Дочери жили отдельно. А один из сыновей, самый младший, управлял банком в Бухаре. Семья была большая, дружная.
—Отец, — сказал ему младший, — вам не надо ехать одному… Я пошлю с вами человека!
Рахмон-бобо только отмахнулся:
—Какой еще человек, сынок! Там Нисан, Неерия… Они в Москве большие люди. Они не дадут меня в обиду.
Рахмон-бобо задремал. Проснулся оттого, что в машине стало прохладно.