Хозяин шепнул Савону:
—Дыни попробуйте, Иван Венедиктович. Какие вам положить с собой?..
Савон пил в меру. Но от дынь не отказался. Сортов было несколько. Зеленая эмирская — «амири», золотистая — «кулябская», еще зеленая в полоску — «хаджуйская»… Еще самая нежная красномясая…
—Эту.
Водитель от ворот просигналил:
—Пора!
—Сейчас…
Наконец поднялись.
Женщина, подававшая ему касу, с другими домочадцами занималась женской обычной работой — убирала посуду.
Надо было идти.
Майор ни на минуту не забывал об обязанностях опекуна.
—Туалет там…
Сам же проводил.
Солнце так и не утихомирилось. Душная жарь.
В пыли за дорогой валялся дохлый ишак. По-видимому, он лежал тут уже несколько дней. Когда Савон и майор проходили мимо, с трупа неспешно слетел ворон, лениво перелетев, присел невдалеке. Зеленоватые мухи, обленившие нос животного, переползали между зубами. Уши ишака были прижаты.
—Вы уж извините. — Майор поправил русую прядку. У него было открытое лицо северянина. Верхняя губа блестела жиром. — Тут все по-простому…
Туалет оказался негабаритным, горячим, выставленным на зады, к кукурузной плантации. На самый солнцепек. Жара под шиферной крышей внутри напоминала духовку. Савон прошел по высохшим доскам. Он не испытывал симпатий к аборигенам. «Зверье и есть зверье…» Вместо широкого — от души, как в России, — круглого очка над выгребной ямой была небольшая узкая щель — доски только чуть отколоты в нужном месте. Строили без оглядки на удобство. Без возвышения. Пол не закрепили. В углу виднелось мумифицированное, готовое немедленно рассыпаться в пыль дерьмо, оставшееся, может, еще со времен Тимуридов. Брызги мочи мгновенно просыхали, падая на пол…
Внезапно Савона осенило: «Туалет заброшен!»
Взгляд женщины, подававшей касу, предупреждал!
Он метнулся к выходу, но пол уже качнулся. Неизвестно кто — не менее двоих — резко выбили из-под ног центральные доски. Пол рухнул. Савон не успел даже развести в сторону руки. Зловонная жижа, едва прикрытая верхней жесткой коркой, сковала движение. В дыхалку — в нос, в рот — ударил застоявшийся резкий нестерпимый дух. Авторитет попытался крикнуть полным вязких человеческих испражнений ртом, но не услышал себя. Доски снова сдвинули. Узкий скол, заменявший нормальное человеческое очко, не оставил ни одного шанса.
«Чапан, сука… Перехитрил!»
Не выбиравшаяся много лет яма поглотила Савона сразу и целиком. Выкарабкаться было невозможно. Где-то в затылке послышался ритмичный стук. Кто-то мастеровитый для верности уже сшивал доски припасенными заранее длинными коваными гвоздями.