Н. Задеев. Не война, а мир, настоящая хроника (Слаповский) - страница 7

Это всего лишь пример, частный случай, а я собирался написать хронику, но я держу мысль, не беспокойтесь, я и напишу хронику, но вот вопрос: как ее написать, чтобы никого не обидеть, ведь всех упомянуть невозможно! И поневоле пришлось воспользоваться услугами господина болтатриста Слаповского и рассказать только о тех, чьи фамилии совпадают, во всем же другом такая разница, что даже не стоит и сравнивать — это я говорю для того, чтобы читатели не тратили время на чтение «Войны балбесов», мой документ представляет собой исчерпывающие сведения.

Но нужно ведь и рассказать о человеке, персонажа с фамилией которого в повести г. болтатриста нет, о Николае Гаврииловиче Задееве, то есть о себе, и в данном случае я отбрасываю ложную скромность, а наоборот, тем самым показываю, что готов отвечать за каждое свое слово.

Итак, я родился в Полынске 29 июля 1952 года в семье брубильщика Гавриила Максимовича Задеева и старшей санитарки больницы Екатерины Александровны Задеевой (в девичестве Жаворонкова).

Остальное я все выпускаю, кроме факта, что всегда любил кино, даже убегал на него с уроков, из-за этого имею неполное среднее образование, зато достиг цели и стал киномехаником с семнадцати лет после того, как сгорел в будке мой учитель Леонид Константинович Цюцюкеев, профессионал своего дела, но, к сожалению, пьющий, в том числе в рабочее время. С той поры я и дал себе зарок не пить ни в рабочее время, ни в домашнее (потому что и с похмелья нетрудно пожара наделать). С семнадцати лет по сорок три на нынешний день — посчитайте сами, сколько получается! Двадцать шесть лет непрерывного трудового стажа — учитывая, что работаю я один во все смены с утреннего десятичасового сеанса до последнего, который обычно в восемь или восемь тридцать, в зависимости от метража и серийности показываемой киноленты.

Мне нетрудно так работать, потому что мама моя и мой папа еще крепкие люди и вполне ухаживают за собой и впридачу за домашним хозяйством, личной же семьи у меня нет. Сейчас я коротко опишу свое отношение к киноискусству, а потом объясню, почему не женат, — держите мысль!

Мое отношение к киноискусству очень простое. То, что обращено к людям — хорошо, то, что обращено неизвестно к кому — плохо. Вы можете сказать, что порнография или близкая к ней эротика тоже обращены к людям, но я тут же отвечу, что тут подмена понятий: не к людям, а к их низменным инстинктам. Повторяю: кино должно быть обращено к человеку в целом, а не к его к какой-нибудь, извините еще раз — в последний! — филейной части тела или к той, что с другой стороны в том же месте. Всякий киномеханик разбирается в киноискусстве лучше любого киноведа, я заявляю это ответственно! Почему? Киновед смотрит кино один раз, два, от силы — три. Киномеханик же смотрит одно кино и по десять, и по двадцать раз — если он, конечно, фанатик своего дела в лучшем смысле этого слова. И вот я заметил закономерность: чем больше смотришь плохой фильм, тем он становится хуже, чем больше смотришь хороший, тем лучше он становится. Но есть фильмы хитрые, о, их много развелось в одно время! Это те фильмы, о которых люди говорят: непонятный фильм! И это их право: они смотрят первый и последний раз, они не обязаны разбираться. Но у меня преимущество. И вот я смотрю фильм «............» — обойдусь без названия автора и самого фильма, желая быть деликатным, — и ничего не понимаю. Смотрю второй раз, третий, — ничего не понимаю. Наконец раз на седьмой (сам для себя кручу, поскольку публика уже на этот фильм не идет и завтра его отвозить обратно в область), кручу ночью — и начинает до меня доходить. И доходит, что это такая убогая мелочь, такой, извините, кинематографический болтатризм, такой претенционизм, что нет слов! К десятому разу воскликнешь только: "голый король-то ваш, голый! — и очень удивляешься похвалам в адрес фильма в журнале «Советский экран», которого сейчас нет, или, например, «Искусство кино». Но вот другой пример: смотришь фильм «............». Ничего не понимаешь. Смотришь другой, пятый раз. Брезжит. Шестой. Светает. Седьмой. Рассвело! Восьмой и девятый — вникаешь в тонкости. А в десятый — такое блаженство в твоей душе, таким дорогим становится этот человек, автор фильма, жаль, что умер, ах, жаль, я ведь даже письма ему не успел написать...