Внезапно ей стало холодно. Она обхватила себя руками.
— И когда же наступит это время?
Его голос смягчился, стал не таким резким:
— Когда вы узнаете всю историю от начала до конца.
— Ту, что вы собираетесь рассказать мне завтра? Она так и не обернулась, мысленно представляя, как уголки его красивого рта чуть изогнулись.
— Да, ту самую. Девушка вздрогнула.
— Вам холодно?
— Немного.
За спиной у нее послышался какой-то шорох, и он набросил ей на плечи свою куртку, все еще хранившую тепло его тела.
— Так лучше?
У нее перехватило горло.
— Да, спасибо.
— Не стоит.
Набросив на девушку куртку, Митчелл не убрал рук сее плеч. И Тори была рада этому.
— Виктория? — спросил он едва слышным шепотом.
— Да, Митчелл.
— Обернитесь и посмотрите на меня.
Она медленно повернулась к нему лицом. Именно в этот момент произошла пауза между вспышками фейерверка, и Тори не смогла ничего разглядеть, кроме неясных теней.
— Я смотрю на вас, но ничего не вижу, — сказала она ему.
Внезапно небо осветилось яркой вспышкой. И тогда в отблеске золотых огней она увидела его. Митчелл показался ей таким красивым, что ей стало страшно.
— Ну, теперь вы видите меня.
— Да, теперь я вас вижу.
Почему ему было так важно, чтобы она взглянула на него? Вскоре причина стала ясна. Митчелл Сторм поднял руку и погладил ее по щеке, потом провел пальцем по губам.
И она поняла. Он собирался поцеловать ее.
Наверное, он никогда не сумеет объяснить себе, зачем он ее поцеловал. И уж определенно не станет этим гордиться. С его стороны это было последней глупостью и могло погубить все дело.
Черт побери это дело!
А может быть, во всем виновата смена часовых поясов — сколько времени он уже не спал? Или это было временное помешательство. Или обычное плотское влечение. Или просто любопытство. Но он хотел поцеловать Викторию Сторм и сделал это.
И она догадывалась о том, что он собирается сделать. Он видел это по ее глазам, когда очередной взрыв фейерверка осветил сад.
«Куда подевалось твое самообладание, Сторм?»
Это было его последней мыслью перед тем, как он нагнул голову и прикоснулся к ее губам. Он не стал углублять поцелуй и раздвигать ее зубы, хотя искушение было велико. Не стал прижиматься лицом к ее влекущей плоти, выступающей из чересчур откровенного выреза платья, и мять ее руками. Он не осуществил ни одного из тех многочисленных желаний, которые возникали у него при одном взгляде на эту девушку. Хотя искушение было очень велико.
Он все еще был в состоянии контролировать свои действия, соразмеряя их с правилами приличия и здравым смыслом. Кроме того, он не был глух к тому, что ему подсказывали опыт и интуиция: с этой девушкой нужно действовать очень медленно и осторожно.