Человек всегда чувствует себя неловко, если в подобных ситуациях ведет себя более сдержанно, чем посторонние, которым вроде бы не с чего так уж убиваться.
Морис выслушивал соболезнования, стараясь сдержать раздражение, и, чтобы скрыть замешательство, направился к этажерке, взял оттуда бутылку рома и наполнил две стопки.
Плечи у него затряслись, он залпом выпил стопку и обратился к Мегрэ:
— По-моему, я простыл; видно, утром продуло в машине.
— В наших краях всегда все простужены, господин Морис… — отозвалась Мари Татен. И, обращаясь к Мегрэ, заметила: — Вам бы тоже не мешало поберечься: я слышала, как вы кашляли ночью.
Крестьяне собрались уходить. Печка раскалилась докрасна.
— И ведь в такой день! — причитала Мари Татен.
Из-за ее косоглазия было непонятно, к кому она обращается — к Мегрэ или к молодому графу.
— Не хотите ли перекусить? Надо же, я была так потрясена, когда мне сообщили о несчастье, что даже забыла переодеться.
Однако она ограничилась тем, что надела фартук поверх своего черного платья, которое надевала только в церковь. Шляпка ее осталась сиротливо лежать на столе.
После второй стопки рома Морис де Сен-Фиакр вопросительно поглядел на Мегрэ, словно ожидая его дальнейших распоряжений.
— Идемте, — сказал комиссар.
— Вы придете обедать? Я зарезала курочку и…
Но мужчины уже вышли на улицу. Перед церковью стояло несколько двуколок, хозяева которых, не выпрягая лошадей, привязали их к тополям, росшим у храма.
Над кладбищенской оградой там и сям виднелись головы прихожан. Единственным ярким пятном во дворе замка была желтая спортивная машина графа.
— Чек кроссирован?[2]
— Да, но завтра же он будет представлен к оплате.
— Вы много работаете?
Ответом ему было молчание. Тишину нарушал лишь звук их шагов по подмерзшей дороге, шелест гонимых ветром сухих листьев да пофыркивание лошадей.
— Видите ли, я, что называется, шалопай, человек никчемный. За что только я не брался! Да вот — эти самые сорок тысяч франков! На эти деньги я хотел основать киностудию. А до этого был вкладчиком одной радиокомпании.
Справа, со стороны пруда Богородицы, донесся приглушенный звук выстрела. Показался охотник, размашисто шагавший к добыче, над которой заливалась лаем его собака.
— Это Готье, наш управляющий, — пояснил Морис. — Видимо, отправился на охоту еще до того, как…
И тут граф вдруг потерял контроль над собой: лицо его исказилось, он яростно топнул ногой и, казалось, вот-вот разрыдается.
— Бедная старушенция! — выдавил он сквозь зубы, стараясь унять дрожь губ. — Это… это так мерзко! А этот гаденыш Жан, он…