– В тридцать первом я занимался коллективизацией, Всеволод Владимирович... В органы пришел только в тридцать седь... Нет, в конце тридцать восьмого, по набору товарища Берия, когда мы раз и навсегда покончили с ежовскими нарушениями законности.
...На этот раз в здание МГБ они вошли через подъезд; Иванов показал удостоверение, бросив охране:
– Товарищ со мной, на него есть пропуск.
Когда вошли в его кабинет, со стульев поднялись три человека: двое были в форме, а один, сутулый, седой, лохматый, – без пояса; губы синие, глаза запавшие, но живые, мочки ушей оттянуты, увеличены – значит, болен.
– Это Гелиович, – пояснил Иванов. – Тот самый... Можете допросить его.
– Я бы хотел поговорить с ним один на один.
Иванов внимательно посмотрел на тех двоих, что стояли рядом с доктором, что-то, видимо, понял – то, чего Исаев понять не смог, и поинтересовался:
– В гестапо такую просьбу, учитывая специфику нынешней ситуации, удовлетворили бы?
– Нет, – ответил Исаев.
Иванов кивнул; обратился к военным (капитан и подполковник):
– Ну что? Пойдем походим по коридору, а? Когда дверь за ними закрылась, Исаев спросил:
– Вы знаете, кто я?
– Вы очень похожи на Сашенькиного мужа... Там много ваших фотографий... Все, правда, размножены с одной...
– Где это «там»?
– У Сашеньки. На Фрунзенской...
– Как вас зовут?
– Яков Павлович.
– В чем обвиняют?
– В шпионаже и антисоветской пропаганде.
– В пользу кого шпионили?
– Я не шпионил... Эти доллары остались в наследство от моего дяди... Его брат уехал в Америку перед революцией... А когда ввели Торгсин, он перевел доллары, тогда разрешалось...
– С вашими доводами согласились?
– Да.
– Значит, обвинение в шпионаже отпало?
– Да.
– Вы действительно занимались антисоветской пропагандой?
– Да.
– В чем это выражалось?
– Я хранил и давал читать другим книги врагов народа...
– Кого именно?
– Троцкого и Бухарина... Будь проклят тот день, когда я получил эти книги...
– От кого вы их получили?
– От профессора Шимелиовича...
– Кто это?
– Главврач Боткинской больницы.
– Почему он их вам дал?
– Потому что мы с ним очень дружили.
– В книгах есть призывы к антисоветским действиям?
– Я... Почему вы говорите так? Зачем? Не надо, пожалуйста! Я же признался во всем... Пощадите меня, я же хотел Сашеньке только добра! Она бы погибла иначе, – Гелиович заплакал. – Если бы вы только видели ее в сорок шестом! Если бы видели... Она никогда не любила меня... Я был вашей тенью... Она всегда любила только вас...
– Вас пытали?
Геолиович в ужасе откинулся на спинку стула:
– Что?! Зачем?! Почему вы так говорите?! Я не хочу!