– Скажите правду: ваш скепсис – это ход картежника, который боится спугнуть талию?
– С вами опасно сидеть рядом, князь. Вы ясновидящий.
Гиацинтов вызвал адъютанта, вечно сияющего вкрадчивого Пимезова, и спросил его:
– Воленька, не сочтите за труд поинтересоваться: из Хабаровска никаких новых известий не поступало?
– О Постышеве?
– Да.
– Я уже интересовался, Кирилл Николаевич. Пока ничего.
– Нет вестей – уже хорошие вести, – сказал Гиацинтов задумчиво. – Барон Унгерн обожает повторять эту фразу, а он фанатик веры, я отношусь к нему с большим доверием. Я прошу вас, Воля, все время следить за новостями.
– О, конечно, Кирилл Николаевич.
Адъютант неслышно вышел из кабинета. Гиацинтов остановился напротив Мордвинова, долго на него смотрел, а потом сказал задумчиво:
– А то плюньте на все, князь. Оставайтесь, право слово, а?
Утром город был одет голубым туманом. Снизу, с Канавы, тянуло горьковатым дымком – во дворах жгли мусор. С реки поднимался туман, и город стал похож на Петроград: дома, вывески, деревья на Муравьево-Амурской улице зыбки и смотрятся словно через папиросную бумагу. Хабаровск еще не проснулся: редко прогрохочет извозчик по булыжнику, простучат каблучки по тротуару, и снова влажная тишина ложится на город.
Постышев в кожаной куртке, подняв воротник, вышагивал по улице.
Возле дома, где помещался профсоюз конторских служащих, толпилась очередь: дамочки в потертых пальтишках с облезлыми соболями, сухощавые, тщательно выбритые мужчины в офицерских шинелях без погон, два милиционера и делопроизводитель исполкома Лысов.
Постышев остановился и негромко спросил даму в шляпке с заштопанной вуалеткой:
– За чем стоим?
– Скоро будут выдавать благотворительные американские посылки.
Ни милиционеры, ни Лысов Постышева не видели, а если б и увидели, так не сразу признали бы: фуражка надвинута низко на глаза, воротник приподнят, только торчит у комиссара Восточного фронта нос и топорщатся коротко подстриженные рыжие усы.
– Вы слыхали, – говорят в очереди, – оказывается, из чикагского яичного порошка можно прекраснейшим образом делать кексы.
– Что вы говорите?! Их яичный порошок сделан из нефти, от него химией воняет за версту.
– Нефтью стали рак лечить.
– В России теперь у каждого рак души, а тут нефть бессильна.
– Что же вы предлагаете?
– Нагайку. Прекрасное лекарство.
– Я б яичным порошком большевиков кормил, от него брюхо пучит и газоном-с отходит.
– Сударь, здесь дамы.
– Какие это дамы? Проститутки.
– Они же старухи!
– А вы старых проституток не видели? Особый смак! А вон в вуальке – спекулянтка. Э, милиционер, махорки нет?