С этими словами Реклознатец взял гусли и осмотрел их любовно и осторожно, как воин осматривает меч, а ювелир — дорогой и тонкий обруч. Затем старик поставил их так же, как давеча Юкка, прикрыл глаза и тронул струны. Поплыли дивные звуки. Но были они не волшебными и чарующими, как в бусине, и не похожи на тот перелив, что сумел извлечь Юкка Антич. Это была целая песня без слов: грозная, мужественная и печальная — последняя песня великой битвы, из которой не суждено вернуться никому, в которой не может быть победы. В избу словно ворвался дым от бесчисленных факелов и пожаров осажденного города, бряцание оружия, зловещий его лязг и скрежет, гулкие удары стенобитных орудий, боевые призывы защитников крепости и гортанные крики врагов, грохот обрушивающихся крыш и башен, стон последнего павшего воина и… зловещая, пустая тишина, которой все завершилось, в которую все кануло, точно в небытие.
Колдун благоговейно положил гусли на место.
— Вот так выходит, Мирко Вилкович, — проговорил он тихо. — И люди не помнят ничего, и камни старые рассыпаются, и горы в землю уходят, а гусли — их вольки арфою называют — знают, хоть и не видели ничего.
— Дядя Реклознатец, — вспыхнул Мирко. — Научи гуслями владеть, хоть самому малому научи. А там я уж сам как-нибудь, зимой времени достанет…
— Этими? — прервал его на полуслове колдун. — Нет, — покачал он головой, — за этим не ко мне идти надо, а к тому народу, что такую красоту сотворил. Если, конечно, есть еще у вольков такие мастера, — добавил он и замолчал — ненадолго, чтобы хлебнуть кваса—в горле у старика пересохло.
Меж тем на остров — это теперь стало заметно — опускались сумерки. «Интересно, а горел бы серебряный камень по-особому в сумерки, если бы он был серебряным?» — подумал Мирко, глядя на клинок с солнечным колесом. Он не поленился, поднялся с лавки, положил в печь еще дров, чтобы колдуну не было зябко. Снаружи творилось все то же, будто кто раздувал на северо-западе без устали огромные мехи. Мирко выглянул за дверь и впустил набегавшегося по острову Пори. Кони возвратились на двор, сами зашли в стойло, холодное, но надежно закрывающее от ветра, и стояли теперь там, будто дремали. Знали, что завтра предстоит им долгий нелегкий путь. Ворона по-прежнему не было видно. Мякша вернулся в избу. Колдун тем временем достал молока, сыра, хлеба, холодного мяса и поставил все на стол, убрав перед тем волшебные и дорогие вещи — свои и Мирко.
— Вот теперь и к главному подошли, — продолжил Реклознатец, когда они утолили голод — вроде и не трудились усердно, а есть все равно хотелось. — Здесь все одним узлом завязано. Что ты хочешь первым знать, мне понятно: куда идти. Отвечу: как раз туда, где арфы делают. А вот почему, про то речь опять долгая. Начать снова с бусины придется.