Ну-ка, что-то ты совсем раскисла, ведь тебе еще, девочка, работать!
— Мы поедем ко мне? — осторожно поинтересовался Родион.
— Смотря по обстоятельствам, — невозмутимо ответила я.
— И что же это за обстоятельства? — неожиданно сухо спросил Родион. В его голосе послышались даже нотки высокомерного раздражения.
— Если тебе в тягость все это мотание со мной, я же не навязываюсь… — резко сказала я, задетая его тоном.
— Не в тягость, просто я хочу знать, на что могу рассчитывать.
— Ни на что, — обрубила я канат, — высади меня здесь.
Мы стояли у светофора на пересечении Рабочей и Горького. Я взялась за ручку дверцы, но Родион с силой сжал мою руку.
— Я что-то не то сказал? — забеспокоился он.
— Вот именно. Я почти приехала, высади меня.
— Потерпи еще квартал. Я тебе уже надоел? — обиженно спросил он.
— Нет, похоже, это я тебе надоела. Не терплю подобный менторский тон: «На что я могу рассчи-и-итывать?» — передразнила я его.
Родион рассмеялся.
— Ну, виноват, извини, — перед тем как нажать на педаль акселератора, он нежно посмотрел на меня.
— Теперь направо. — Мы были уже на Провиантской.
«Есть в нем что-то от Давнера-старшего», — подумала я, искоса наблюдая за Родионом. Значит, Борщев сотрудничал с «Арх-Модерном». Вот ведь старая лиса этот Виктор Захарович! По двум каналам решил вредить «Стилобату»: и молодчиков использовать, и сотрудников «Стилобата». А может, Борщев сам предложил ему свои услуги? Скорее всего так оно и есть, Зная, что сорвет куш, предназначенный болгарским партнерам, Борщев решил «подзаработать» еще. Документы, переданные Шнайдером Виктору Захаровичу, — не что иное, как договор с болгарами, а на дискетах записаны рабочие чертежи. Но стоило ли так рисковать из-за ста тысяч, уже имея на руках почти двести тысяч? И зачем Давнеру чужой договор и чертежи? Погоди, Женя, ты забыла о второй половине суммы. У кого же она находится?
У меня было одно предположение, и ехала я на Провиантскую именно для того, чтобы его проверить. Мы как раз подъехали к дому Овчаренко.
— Жди, — бросила я Родиону и вышла.
Нажав на кнопку домофона, встала перед глазом телекамеры.
— Входи, — узнала я Никитин голос, искаженный радиопомехами.
Раздался короткий писк, лязгнула щеколда замка, и, потянув за ручку двери, я вошла в дом.
— Привет, как дела? — радостно приветствовал меня Никита, когда я появилась в дверях гостиной. — Шикарно выглядишь.
— Привет, дорогой, — я поблагодарила его за комплимент и утонула в диванных подушках, — мне нужно поговорить с твоей мамой.
— Ма-ма, ма-ма, — протянул Никита, — что-то не припоминаю.