Тут меня стошнило вторично, одной желчью. Затем я отключил защиту и подставил лоб под кран.
Мужик, ожидавший очереди в туалет, увидев меня, вжался спиной в стенку. К Макиной я вернулся качаясь, точно с перепоя. Однорукий штамп сидел лицом к лестнице, внимательно оглядывая всех входящих.
— Лиза, там же были люди? А эти, с пушками? Их тоже послал Скрипач?
Макина глядела в окно. В ее глазах отражались фары проезжающих внизу машин.
— Кто мог ожидать, что они так продвинутся?.. Мы столкнулись с массовым, единовременным отключением левого аналитического полушария и формированием очага возбуждения в правом... Саша, я боюсь сделать еще одну ошибку. Если адрес, который мы считали в памяти Руслана, также окажется ложным, из новой ловушки выбраться будет сложнее. У меня всего один штамп...
— Ты думаешь, что Игорь Гладких наврал, будто его обследовали, и на самом деле не видел никакого Скрипача?
— Я думаю, что дело не в Скрипаче.
— Как это? — Я застыл с разинутым ртом.
— Тебе придется лететь с нами. — Макина поднялась. — Оставлять тебя одного еще опаснее.
Серый плащ уже был на ногах.
Часы показывали полночь, когда мы настроили сеть и вошли в колпак.
Дорогу к логову кукловода нам не мог подсказать никто — ни таксисты, ни прохожие. Поэтому мы трижды ошибались, проникая в темные фабричные корпуса и путаясь среди неосвещенных стройплощадок. Мы находились чертовски далеко от центра и от жилых кварталов. Возможно, еще дальше, чем в прошлый раз, когда накрыли «фабрику» калек. Заснеженные дороги сменились шеренгой сторожевых вышек с прожекторами, затем мелькнули ворота воинской части с облезлыми красными звездами, пронеслись трубы теплоцентралей с красными огоньками сверху, потом мы проскочили бесконечные ряды разбитых теплиц, и снова надвинулся город...
Руслан Иванович не знал точного адреса. Все, что мы имели, — это сведения, почерпнутые Лизой из мозга вражеского штампа. Но все, что касалось логова, было стерто. Макина надеялась на меня, и я изо всех сил прислушивался к своим ощущениям.
Прошел еще час бесконечного «прочесывания», когда внутри меня что-то екнуло.
Я успел прочитать кусок сложного названия на высоких стеклянных дверях, когда Серый плащ сообщил, что он чует своих. Всесоюзный институт какого-то машиностроения... Площадь перед зданием освещалась единственным фонарем, поземка заметала следы шин. Вплотную к широкому барскому крыльцу стояли, отдыхая, три иномарки, оставленные очень давно. Их стекла покрылись слоем пушистого снега. Влево и вправо от парадного входа простирался высоченный кирпичный забор с шашечками изоляторов поверху. Отсюда невозможно было определить, насколько велико здание. Не светилось ни одно окно на всех трех этажах, только внизу, в холле, за пропускными вертушками горела слабая лампочка. Серый плащ указал на две включенные камеры: одна висела сбоку над крыльцом, другая — внутри.