Сват ринулся из гостиной и на пороге влетел в страстные объятия Баси, вырвавшейся, наконец, из заточения.
Бася. Я съем тебя! Твои ручки… и твои ножки. О мой жених!
Сват забился в ее медвежьих объятьях, задохнувшись между бугров ее грудей.
Сват. Я — сват. Никакой я не жених. У меня жена! И двенадцать детей! Помогите! Помогите!
Соня громко смеется. Фроим косит своим единственным глазом на револьвер в руках Сони, наведенный теперь на него.
Фроим. Будешь стрелять или не будешь — по-твоему не выйдет. Беня на тебе никогда не женится.
Соня. Почему ты говоришь за Короля?
Фроим. Королю полагается королева, а не воровка с Молдаванки.
Соня. Я — не воровка. Я лишь дочь вора!
Соня навела револьвер на отца, и он, зная ее характер, стал пятиться от нее и оказался у стены, как раз под портретом покойной жены.
Соня. Это мое последнее слово. Или ты выдаешь меня за Короля, или ты отправишься к моей покойной матери.
Для убедительности она выстрелила дважды, положив в стену по одной пуле с каждой стороны от головы отца. Массивный портрет покойной жены сорвался с одного гвоздя и повис, качаясь, на последнем гвозде, над серой всклокоченной головой Фроима Грача.
Фроим. Соня… сейчас я точно знаю, в кого ты пошла. Ты и твоя покойная мать — одного поля ягоды.
Соня. Папа, не действуй мне на нервы. Еще одно слово… и я — сирота.
Фроим. Ша! Успокойся! Я сделаю, что ты хочешь. Но кто даст гарантию, что он захочет тебя?
30. Интерьер.
Прихожая отеля.
(День)
Любка Козак, владелица отеля «Париж» — дама крупных габаритов и неопределенного возраста, ничем не отличается от еврейских матрон с Молдаванки: необъятные груди, широченный зад, не уступающий крупу доброго коня молдаванских биндюжников. Вывалив из кофты одну грудь, она кормит своего годовалого наследника. Голый упитанный детеныш, причмокивая, сосет мамину грудь, а она при этом расхаживает по коридору со множеством дверей по сторонам и в голос жалуется Богу. Любка. Боже! У других людей дети в его годы уже жрут водку, а этот босяк будет сосать свою несчастную маму до ста лет… не сглазить бы. Тебе ничего не достанется после того, как я протяну ноги, и пеняй тогда на себя — твоя мама не может отлучиться и сделать честную копейку.
Держа пудового младенца у груди, она достает связку тяжелых ключей из кармана обширной юбки и отпирает, прижимая коленом, одну из многочисленных дверей.