— Когда ему... ампутировали? — спросила я, начиная понимать взаимосвязь отдельных событий. А когда Джульетта назвала дату, все стало абсолютно ясным. Операция состоялась менее чем через неделю после того, как я уехала от него, чтобы вернуться в Бирму. Значит, он знал — должен был знать — еще до нашего расставания. Врачи, несомненно, предупредили его. Коннор, конечно, настоял, и ему сказали правду о его положении. Я не очень знакома с симптомами этой болезни, но того, что я знала, было достаточно, чтобы осознать всю опасность и вероятность рокового исхода. Коннор, по существу, считал себя приговоренным к смерти, когда позволил мне уехать. Именно поэтому он и отсылал меня от себя. Такое поведение вполне соответствовало его характеру, было для него типичным. Он не хотел, чтобы я осталась и страдала, наблюдая, как он медленно угасает — день за днем, минута за минутой. Он, будучи самим собой, предпочел встретить свой смертный час в одиночку. И опять же — в стиле Коннора — он предпочел сделать вид, что разлюбил меня, нежели сказать правду.
Запоздалое понимание случившегося причиняло боль и обиду, но теперь я, по крайней мере, понимала, почему он поступил так, как поступил. Ведь он — Коннор. Этого достаточно для объяснения и даже оправдания его поведения.
Джульетта продолжала говорить. Она была хорошо осведомлена о том, что произошло, и, по-видимому, неплохо разбиралась в медицине. Я многого не поняла из того, что она пыталась мне объяснить, поскольку она употребляла медицинские термины, а я не знала их значения. Но я не прерывала ее. Она рассказывала мне историю длительной, мучительной борьбы Коннора за жизнь, и слезы, застилая глаза, текли по моим впалым щекам. То было удивительное повествование о мужестве и самоотверженности, и, рассказывая, сестра Коннора тоже плакала.
Коннор провел в санатории почти все время, пока я находилась в Рангуне. В письмах, которые он мне посылал, не было ни крупицы правды. Вечеринки, описанные им с такими циничными подробностями, являлись плодом его воображения, женщины, которыми он дразнил меня, вовсе не существовали...
Последнюю операцию он перенес в тот самый день, когда я на госпитальном судне покинула Рангун. Только тогда врачи обрели уверенность, что он избавился от болезни, что ему не суждено умереть или провести остаток дней беспомощным калекой. Совпадение по времени, подумала я, роняя голову на вытянутые руки, просто невероятное. Он все еще пребывал в полубессознательном состоянии, когда поступила телеграмма о моем приезде. Джульетта прочитала ее, но не показала Коннору, потому что он был тогда слишком слаб и его не следовало волновать. Поэтому она сама отправилась встречать корабль.