— Ну хорошо, Лиз, хорошо. Только не сердись. Поговорим в воскресенье.
Попрощавшись с матерью, Лиз повесила трубку и долго сидела неподвижно, глядя в окно. Она думала о Джеке и о том, что сказала ей мать. Убрать вещи Джека, отбросить прошлое, отсечь его одним ударом и попытаться начать жизнь заново — все это она слышала уже не раз. В этом была своя логика, но Лиз знала, что не сможет этого сделать. Она все еще испытывала слишком сильную боль, а вид костюмов Джека, висящих в кладовой, дарил ей своеобразное утешение. Порой она заходила туда, чтобы прикоснуться к рукаву его пиджака, вдохнуть знакомый запах лосьона после бритья, и тогда ей начинало казаться, что Джек вовсе не умер, что он все еще с нею, и вот, может быть, сейчас он войдет в спальню и засмеется, как бывало… Единственное, на что она в конце концов решилась, это спрятать подальше его бритвенные принадлежности и выбросить его зубную щетку. Ей нравилось, что вещи Джека до сих пор находятся в стенном шкафу. Вздохнув, Лиз решила, когда это начнет ее раздражать, тогда она и подумает о том, что с ними делать. Пока же все должно было оставаться как есть.
— С вами все в порядке? — спросила Джин, заглядывая в кабинет, и Лиз, слегка вздрогнув, с неловкой улыбкой повернулась к ней.
— Да. Это все моя мама — у нее всегда находится для меня какой-нибудь совет.
— Матери — они такие. — Джин с понимающим видом кивнула. — Извините, если помешала, но я хотела напомнить, что после обеда у нас назначено слушание дела Кемпински.
— Я помню, — улыбнулась Лиз, — хотя не могу сказать, что жду этого заседания с нетерпением.
Работу Лиз до сих пор старалась строить так, как было при Джеке. Она брала те дела, которые он бы одобрил и за которые готов был сражаться. Используя те же критерии, к каким прибегал Джек, Лиз без колебаний отказывалась от тех дел, от которых отказался бы он, так как по-прежнему считала, что Джек был лучшим адвокатом, чем она сама. Ей казалось, что она не вправе менять установленные им стандарты, но порой Лиз все же испытывала сомнения. В семейном праве было слишком много такого, что было ей не по душе.
Большинство дел вообще представлялось ей незначительными. Подумать только, взрослые люди не могут договориться, кому достанется гараж, а кому — прадедушкина качалка. Кодекс чести адвоката вынуждал ее браться и за такие дела, но ей частенько было трудно совладать с собой, когда она сталкивалась с неприкрытой алчностью, ненавистью, желанием облить бывшего супруга грязью, чтобы самому выглядеть невинным как младенец. Постоянно имея дело с людьми, которые так и норовили нанести удар ниже пояса или побольнее уязвить друг друга, Лиз часто чувствовала себя угнетенной, подавленной. Джин не могла этого не замечать. Смерть Джека сильно изменила взгляды Лиз, заставила пересмотреть свою систему ценностей, и теперь ей просто не хватало сил, чтобы оставаться такой, как прежде, как бы она этого ни хотела. Разумеется, Лиз ни за что бы в этом не призналась, но дело обстояло так, что иметь дело с разводами, дележом имущества и прочими претензиями, которые порой предъявляли друг другу мстительные супруги, ей было противно.