— Откуда вы знаете? — хриплым шепотом спросила она.
— У нее на лице написано. Мой первенец рождался на свет трое суток. — Ни губы, ни веки у него не дрогнули. — Но она слабеет, она еще очень молода. Я это вижу.
Сузив глаза, он посмотрел на женщину.
— Надо доктора, — сказала она.
Он покачал головой.
— Никто не придет. Да они и не смогут ей помочь. Ребенка спасти они могли бы, но кому нужен японский ублюдок?
— То есть как это?
Неужели генерал Чанг готов допустить, чтобы Лин Вей умерла?
— Можно ли что-то сделать? — Одри плохо знала, как протекают роды. Надо было внимательнее слушать, когда рассказывала сестра. Впрочем, Аннабел рожала далеко не так тяжело, и в самый трудный момент ей дали хлороформ. Здесь совсем другое. И Одри поневоле обратилась за помощью к монгольскому генералу, местному военачальнику. Он, казалось, задумался, словно взвешивал что-то, скрытое от Одри. И наконец, посмотрев ей в глаза, ответил:
— Можно ее разрезать. — Это прозвучало так страшно, Одри подумала, что, должно быть, неверно поняла. Но генерал продолжал:
— Чистым клинком. Это полагается делать женщине. Или святому старцу. Но вы, я вижу, не умеете, — А вы?
— Я видел, как это делали моей жене, когда рождался наш второй сын.
— И она осталась жива?
Одри сейчас заботило только одно: надо спасти Лин Вей и освободить ее от ребенка, причиняющего ей столько страданий.
— Да, — кивнул генерал в ответ на ее вопрос. — Она осталась жива. И ребенок остался жив. Может быть, и эту молодую мать тоже удастся спасти от смерти, если поспешить. Прежде всего надо надавить на живот, чтобы ребенок сдвинулся вниз.
Он без всякого стеснения наклонился над Лин Вей, спокойно и ласково сказал ей несколько слов по-китайски, оглядел ее вспученный холмиком живот, нащупал ребенка и неожиданно, без предупреждения, как только начались новые схватки, навалился всей тяжестью, отжимая ребенка книзу. Несчастная кричала и пыталась отбиваться, но он проделал так еще два раза.
Одри было страшно, как бы он не раздавил Лин Вей своим могучим торсом, но на этот раз, когда он велел ей посмотреть, не показался ли черный пятачок детской головки, она с улыбкой облегчения сообщила генералу:
— Вижу ребенка.
Он ничего не ответил и еще дважды навалился на живот роженицы. Черный кружочек головки увеличился. Генерал отошел и опять обратился к Одри:
— Теперь понадобятся чистые полотенца, простыни, тряпки.
Она решила, что ребенок на подходе, и бросилась выполнять его распоряжения. Но, возвратившись с целым полотняным ворохом, в ужасе отпрянула: у нее на глазах генерал одним гибким поворотом кисти извлек из рукава длинный узкий нож и стал водить лезвием в пламени свечи. Одри поняла, что он сдал ей ночью не все имевшееся при нем оружие. Но ничего не сказала. Сейчас было не до того. Слова своего он не нарушил, и, если теперь еще спасет Лин Вей, Одри будет перед ним в неоплатном долгу.