С трудом преодолевая душевную боль, Одри занялась печальными хлопотами. Она и не представляла, сколько ужасных подробностей придется обсуждать — от выбора гроба до похоронной музыки. Священник, их добрый знакомый, произнес надгробное слово. Одри сидела в первом ряду — в черной шляпе с черной вуалью, в строгом черном костюме, черных чулках и черных туфлях. Даже Аннабел хранила серьезный вид в тот день, но сразу повеселела, когда было оглашено завещание, и, закинув ногу на ногу и закурив сигарету, бросила торжествующий взгляд на Одри. Дед оставил им куда большее состояние, чем они обе предполагали. Он оказался владельцем домов в Сан-Франциско, в Микс-Бей и на озере Тахо, а также оставил своим внучкам столь солидный капитал, что они могли вполне спокойно прожить на него до конца своих дней, если, конечно, не задались бы целью пустить его на ветер. Одри была особенно растрогана тем, что дед выделил отдельную, хоть и не очень большую, сумму Мей Ли. «Моей правнучке Молли Рисколл» — так он сформулировал этот пункт завещания.
Слезы навернулись на глазах Одри, когда она услышала этот пункт; у Аннабел он, похоже, возбудил другие эмоции. В завещании было оговорено, что любая из внучек может выкупить у другой недостающую для отдельного проживания часть дома, или же они должны жить вместе. Одри совершенно точно знала, что вместе с Аннабел она жить не будет.
В последующие недели Одри тихо упаковала свои вещи, сложила их в ящики и поставила в подвальном этаже. Она аккуратно обернула каждый из отцовских альбомов в бумагу, сложила их в стопки, обвязала бечевкой и тоже спрятала. С собой она возьмет только несколько чемоданов. Она решила поехать сначала в Европу, пожить там некоторое время, потом будет видно, что делать дальше. Она собиралась повидаться с Вайолет и Джеймсом, но больше всего ей хотелось увидеть Чарльза. Теперь она была свободна, больше не было никаких помех, никто, кроме Мей Ли, не связывал ее. С того дня как Чарльз в сентябре покинул Сан-Франциско, от "его не было никаких известий.
До сих пор сердце у Одри щемило от боли, когда она думала о том, что отвергла его предложение, вынуждена была отвергнуть.
Захочет ли он хотя бы увидеться с ней? Она надеялась, что они встретятся, для того она и ехала в Европу.
К концу июля все вещи были сложены, все дела закончены.
В один из дней перед отъездом Одри зашла к Аннабел. Сестра готовилась к выходу, на кровати были разложены брюки и кремовая шелковая блуза, сама Аннабел причесывалась перед зеркалом. В последнее время она одевалась и причесывалась под Марлен Дитрих, поражая Сан-Франциско не меньше, чем Дитрих Европу.