Он разозлился. Почему она должна возвращаться к семье?
Почему не может остаться с ним? Это они, ее близкие, во всем виноваты. Ему даже в голову не приходило спросить себя, в каком качестве Одри стала бы его сопровождать в путешествии — ведь формально они никак не связаны, только любовь удерживает их вместе.
— Ты ничего не желаешь понять! — горестно воскликнула Одри.
Оба чувствовали себя несчастными оттого, что их путешествие подходит к концу, и некого винить, и не на кого сердиться, кроме самих себя.
— Ты правда намерен когда-нибудь жениться, Чарльз?
Она не очень-то верила в это, ну а он разве признается?
— А почему бы и нет?
— Странный подход — «почему бы и нет».
— Ну еще бы, тебе виднее, ты ведь крупный специалист в вопросах брака. А себя записала в старые девы и страшно гордишься, что готова отказаться от всей этой семейной чепухи.
— А ты бы предпочел, чтобы я бегала за тобой? Заставляла на себе жениться, да? Ты этого хочешь? Не верю!
Он подошел к ней, рывком поднял с дивана и схватил за плечи.
— Чего я хочу? Хочу, чтобы ты осталась со мной! Чтобы не мчалась из Стамбула на свой проклятый теплоход!
Ни обещаний, ни предложения, ни заверений в вечной любви… Но Одри не осуждала его. Она ничего от него не хотела, ни на что не рассчитывала, не строила на его счет никаких планов.
Она просто его любила и желала только одного — никогда с ним не расставаться. Ей не хотелось ни ехать в Лондон, ни возвращаться домой, но она не могла поступить иначе. Она снова и снова силилась ему это объяснить.
— Но ведь тебе двадцать шесть лет, ты уже взрослея и должна делать то, что хочется.
— Ничего ты не понимаешь!
Она высвободилась из его объятий и села. Он тоже опустился на диван рядом с ней. Раздражение и досада, охватившие их, постепенно улеглись.
— Чарли, любимый, не будь ты свободен, разве ты мог бы делать то, что хочешь?
Он с грустью посмотрел на нее. Конечно, он понимал. Но все его существо противилось этому.
— Видимо, порой я забываю, что мало кто пользуется такой свободой, как я.
Он помолчал. Воспоминание о Шоне как ножом полоснуло его.
— Признаться, это не самое лучшее состояние. Не буду хвастаться. Может быть, даже к лучшему, что оно тебе незнакомо.
Порой он ловил себя на мысли, что хочет иметь детей, к которым он будет привязан… и они к нему тоже. Потом, вспоминая Шона, пугался этих мыслей.
— Од… а что, если ты поедешь со мной в Китай? — с мольбой глядя ей в глаза, сказал он.
Этот вопрос поверг ее в состояние шока.
— Чарльз, в своем ли ты уме? Что подумают мои близкие?
Я не сообщила им даже, что еду в Стамбул! Они все решат, что я лишилась рассудка!