Через три месяца Мери вернулась домой слегка подлеченная. К Рождеству она снова попала в больницу, откуда выписалась весной и продержалась до осени, когда начала пить запоем вместе со своими друзьями. В общей сложности это продолжалось более семи лет.
Когда она в первый раз приехала из больницы домой, Артур был так растерян, что начал просить Джин, чтобы та ей помогла.
— Мери такая беспомощная, ты не можешь себе представить, мое солнышко. Она абсолютно не отвечает за себя… не может ничего соображать.
Из любви к Артуру Джин оказалась в незавидном положении любовницы, ухаживающей за женой. Два или три раза в неделю она проводила дневные часы в Гринвиче, помогая Мери вести домашнее хозяйство. Мери боялась и не хотела этой помощи. Все, включая детей, знали, что она пьет. Сначала они огорчались, потом стали ее презирать. Энн ее возненавидела, Билли плакал, когда она напивалась. Это были кошмарные сцены. Через несколько месяцев Джин почувствовала себя в таком же безвыходном положении, в каком находился Артур. Она не могла оставить Мери, не могла отпустить ее от себя — это было бы, как если бы она решила бросить на произвол судьбы своих родителей. Ей казалось, что она сможет справиться с недугом Мери. И при всем том Мери окончила свои дни почти так же, как родители Джин. Она поехала в город, чтобы встретиться с Артуром: они собирались в тот вечер смотреть балет. Джин могла поручиться, что Мери была трезва в момент отъезда, но, похоже, у нее была с собой бутылка. Машина перевернулась на скользком участке дороги близ Меррит, на середине пути до Нью-Йорка. Смерть наступила мгновенно. Оба любовника благодарили судьбу, что Мери так и не узнала об их связи. На свое несчастье, Джин успела привязаться к ней. Она плакала на похоронах больше, чем дети, и несколько недель не могла принудить себя провести ночь с Артуром. Их связь длилась уже восемь лет, и он начал с опаской думать о том, что скажут Энн и Билли, когда обо всем узнают.
— В любом случае я должен ждать, пока не пройдет год, — сказал он Джин, и та была с этим согласна: как-никак он проводил с нею много времени, был заботлив и внимателен к ней. Она никогда не жаловалась и только боялась, чтобы Тана ничего не заподозрила. Однако по истечении года после смерти Мери девочка накинулась на мать с резкими обвинениями:
— Не считай меня совсем глупой, мам: я все понимаю. — Тана была высокая и статная, красивая, как отец. В ее глазах плясали задорные огоньки, отчего постоянно казалось, что она вот-вот рассмеется. Она догадывалась о том, что происходит, уже давно и мучилась этим. Глаза ее, обращенные на мать, теперь пылали негодованием. — Он поступает с тобой, как с уличной девкой, и это продолжается уже много лет. Почему он не женится на тебе, вместо того чтобы приходить и уходить, точно вор, по ночам?