Он поцеловал ее в шею, пониже затылка, и она ощутила дрожь в позвоночнике.
— Обожди, дай уберу покупки… — Она многозначительно улыбнулась и хотела взять у него пакеты, но он отвел руки и поцеловал ее в губы.
— Зачем ждать?
— Энди… перестань… — шептала она, тогда как его нетерпеливые руки уже стаскивали с нее тяжелое пальто и расстегивали блестящие черные пуговицы на ее пиджаке.
Пакеты с покупками валялись на полу, а они стояли, тесно прижавшись друг к другу, соединив губы в жарком поцелуе. Наконец Джин оттолкнула его голову: она чуть не задохнулась. Однако он не разжимал рук.
— Энди… что это на тебя нашло сегодня?
— Лучше не спрашивай… — Он улыбнулся загадочной улыбкой, страшась проговориться, и зажал ей рот новым поцелуем. Действуя одной рукой, он снял с нее пиджак и блузку. Через минуту упала на пол и юбка, открыв белый ажурный пояс с резинками и такие же панталоны, капроновые чулки со швом и пару умопомрачительных ног.
Он пробежал руками по ее бедрам и снова крепко прижал к себе; она не сопротивлялась, когда он опрокинул ее на кушетку, и сама распахнула на нем рубашку. В этот момент послышался грохот надземного поезда. Оба засмеялись. «Черти бы его взяли!» — пробормотал он, расстегивая одной рукой ее бюстгальтер. Она улыбнулась.
— Ты знаешь, мне эти звуки стали даже как будто нравиться.
На этот раз она поцеловала его сама, и минуту спустя их тела слились так же тесно, как губы.
Прошли, казалось, долгие часы, прежде чем они заговорили снова. У входной двери горел свет, а в гостиной, где они лежали, и в маленькой спаленке позади нее было темно. Но и в темноте он почувствовал на себе пристальный взгляд жены.
— Мне кажется, что-то должно случиться, — сказала она. Все эти дни Джин чувствовала какую-то непонятную тяжесть в груди, она слишком хорошо знала своего мужа. — Энди?..
Он не мог придумать, что ей ответить. Сегодня это было не легче, чем два дня назад, а к концу недели будет еще тяжелее. Сказать тем не менее надо. Теперь он уже желал, чтобы этого не было вовсе: впервые за минувшие три дня вдруг усомнился, что поступил правильно.
— Я не знаю, что тебе сказать…
Джин все поняла женским чутьем. Сердце ее тревожно забилось; она смотрела на него в темноте широко раскрытыми глазами, и лицо ее стало таким же печальным, каким было до замужества. Они были разными по характеру: он часто смеялся, сыпал шутками, остротами, постоянно придумывал что-то смешное. У него были веселые глаза, открытая улыбка. Жизнь обходилась с ним милостиво, не то что с Джин: та отличалась нервозностью, свойственной людям, которым жилось нелегко с самого раннего возраста. Родители ее были алкоголиками, сестра, страдавшая припадками эпилепсии, умерла в тринадцать лет в одной постели с девятилетней Джин. Девочке пришлось вести борьбу за выживание чуть ли не с самого рождения. Но, несмотря на это, в ней чувствовалась некая порода, прирожденный вкус к жизни, который, правда, еще не получил развития. Энди знал, что со временем она должна раскрыться, подобно цветку, который любовно выращивают и холят, и заботился об этом, как умел.