— Рада за нее. Но я — не она. Энн сбежала в Италию с каким-то кретином, от которого ее отцу пришлось потом откупаться, — припомнила Тана.
С тяжелым вздохом Джин опустилась на стул, не сводя глаз с дочери. Они не виделись целых три месяца, и теперь она чувствует растущее напряжение в отношениях с дочерью.
— Почему бы тебе просто не расслабиться и не повеселиться, Тэн? Кто знает, может, ты повстречаешь там человека по душе?
— Но я не хочу «повстречать человека по душе» И мне вовсе не хочется туда идти.
Глаза Джин наполнились слезами.
— Я… мне только хотелось… мне так хотелось, чтобы у тебя…
Тана не могла видеть ее такой. Она встала на колени и приникла к матери.
— Прости, мам! Я была не права… Я уверена, что это будет чудесно.
Джин улыбнулась сквозь слезы и поцеловала дочь в щеку.
— А я уверена лишь в одном, моя радость: ты будешь завтра красивой.
— В таком платье просто невозможно не быть красивой. Ты, наверное, выложила за него целую кучу денег. — Тана была тронута и в то же время подумала, что это — напрасная трата: лучше бы она купила дочери что-нибудь на каждый день, чтобы ей не приходилось все время одалживать вещи у Шарон.
Джин, однако, сказала с улыбкой:
— Это подарок от Артура, мое солнышко.
Тану это неприятно поразило: еще один повод для благодарности! Она так устала от Артура и от его благодеяний.
— Зачем он это сделал? — Тана явно не была в восторге от его щедрости, а Джин не могла понять причины такого прохладного отношения к подарку. Впрочем, Тана всегда ревновала мать к любовнику.
— Он хотел, чтобы тебе было в чем пойти на бал. Смотри, какая прелесть!
Платье и впрямь было прелестное. Когда на следующий вечер Тана надела его и встала перед зеркалом со взбитыми и поднятыми кверху волосами — точь-в-точь как у Жаклин Кеннеди, фото которой Джин видела на обложке журнала мод, — она выглядела как златокудрая и зеленоглазая принцесса из сказки. Джин не могла удержаться от счастливых слез: ее дочь была само совершенство.
Некоторое время спустя за ними заехал Джордж Чандлер, и они втроем отправились на бал. Артур сказал, что постарается быть, но у него назначена на этот вечер деловая встреча. В любом случае он «сделает все возможное» — так сказала дочери Джин, когда они ехали в такси. Тана промолчала, а про себя отметила эту типичную для него фразу, за которой ничего не стояло. Он говорил так в течение многих лет — на Рождество, на День Благодарения, на день рождения Джин. На практике это обычно означало, что он не приедет, а пришлет цветы, телеграмму или письмо с поздравлениями. Тана помнила, какое удрученное бывало в таких случаях у матери лицо, но сейчас Джин была слишком воодушевлена предстоящим событием, чтобы переживать из-за Артура. Сегодня она напоминала хлопотливую наседку. Все матери сгрудились в одном конце длинного бара, в другом его конце собрались отцы. Среди приглашенных были старые друзья и доброжелатели богатых домов. Однако большую часть зала заполняла молодежь в возрасте Таны. Девушки были в розовых, красных либо ярко-зеленых шелковых платьях, и лишь немногие могли похвастаться белыми нарядами, купленными специально для этого случая. Это была разношерстная толпа упитанных девушек с круглыми лицами и широкими талиями. Тана выигрывала на фоне своих ничем не примечательных сверстниц: высокая и стройная, она, не в пример остальным, держалась независимо и гордо.