Что случилось с ними со всеми? Где Николай? Где отец? Где мама?
— У тебя есть я, — промолвила Евгения Петровна. — Ты должна быть сильной. Нужно быть сильной — это от тебя требуется сейчас. Ты должна, Зоя. Должно делать то, что должно.
— Но куда же мы поедем?
— Пока не знаю. Государь сказал, что устроит все.
Может быть, нас доставят в Финляндию, а оттуда переберемся во Францию или в Швейцарию.
— Но ведь мы никого там не знаем. — Зоя подняла залитое слезами лицо.
— Что ж поделаешь, дитя мое. Будем уповать на милосердие божье и исполнять волю нашего государя.
— Бабушка, я не могу… — взмолилась Зоя, но старая графиня оставалась непреклонна. Она была тверда как сталь и исполнена отчаянной решимости. Не Зое было тягаться с нею, и обе они сознавали это.
— Ты не должна и не имеешь права говорить о нашем отъезде детям. Хватит с них своих собственных горестей и тревог. Нечего взваливать им на плечи еще и наше бремя — это будет непорядочно.
— Но что же я скажу Маше?
Слезы стояли в глазах старой графини, когда она, глядя на бесконечно любимую внучку, хрипловатым шепотом, полным скорби по тем, кого они уже потеряли, и тем, кого им еще предстоит потерять, произнесла:
— Скажи ей, как сильно и верно ты ее любишь.
Зоя, осторожно ступая, прокралась в спальню Мари и долго стояла у ее постели. Очень не хотелось будить больную, но и исчезнуть, даже не попрощавшись, Зоя не могла. Разлука казалась непереносимой, но пути назад уже не было. Евгения Петровна стояла внизу в ожидании. Николай все продумал: они ехали кружным путем — через Финляндию, Швецию и Данию. Николай дал им адреса друзей в Копенгагене.
Федор сопровождал старую графиню и барышню.
Итак, все было решено. Оставалось лишь сказать последнее «прости» подруге. Зоя видела, как Маша в жару мечется по постели. Но вот она открыла глаза и улыбнулась знакомому лицу. Зоя изо всех сил сдерживала слезы. В тишине спальни раздался ее шепот:
— Как ты себя чувствуешь?
В соседней комнате спали три другие великие княжны. Все они уже поправлялись, и только состояние Мари все еще внушало опасение врачам. Зоя старалась сейчас об этом не думать — об этом и вообще ни о чем. Прошлое было отрезано напрочь, будущее — туманно: вспоминать было слишком мучительно, а загадывать — бессмысленно. Был только этот миг — мимолетный миг прощания. Зоя склонилась над Машей и нежно прикоснулась к ее щеке. Маша приподнялась в постели:
— Что-нибудь случилось?
— Нет, ничего… Просто мы с бабушкой уезжаем… в Петроград. — Она обещала Алике, что не скажет Маше правды — это было бы для нее слишком сильным ударом. Но великая княжна каким-то шестым чувством поняла, что происходит нечто необычное, и в тревоге сжала руку подруги своей горячей рукой: