— А что сказали твои родители? — спросил Томми, ошеломленный ее рассказом, бесчувственностью Пола и тем, что она так решительно и мужественно вела себя в такой трудной ситуации.
— Папа велел мне убраться из дома. Он отвез меня в монастырь Сестер Милосердия, и я должна была там оставаться до самых родов.
Но я поняла, что долго там не выдержу. Уже через несколько недель я почувствовала, что лучше умереть, и тогда я села на автобус и приехала сюда. У меня был билет до Чикаго, потому что я рассчитывала найти там работу, но здесь мы остановились пообедать, и я увидела объявление в окне «Джимми Ди», что им требуются официантки. Меня приняли на работу, я забрала чемодан из автобуса, и все.
Она выглядела очень ранимой, такой юной и такой красивой. При взгляде на нее Томми переполняли нежность и восхищение.
— Папа говорит, что я могу вернуться домой после Рождества, то есть после родов. Тогда я снова пойду в школу, — сказала она слабым голосом, не в силах скрыть своего уныния.
— А что ты собираешься делать с ребенком? — спросил Томми, все еще пораженный тем, что с ней произошло.
— Отдам его… на усыновление. Я хочу найти хороших людей, которые бы его взяли.
Я сама не смогу его содержать. Мне только шестнадцать, и я не в состоянии вырастить ребенка… Мне нечего ему дать, и я не знаю, что с ним делать. Я хочу учиться в колледже, но если я оставлю ребенка, я буду связана навеки… и более того, я не смогу дать ему достойную жизнь. Надеюсь, что я найду семью, которая примет его с любовью. Монахини обещали мне подыскать приемных родителей, но для этого мне надо было бы туда вернуться…
А здесь я пока еще ничего не предпринимала.
Этот разговор давался Мэрибет нелегко, но в то же время приносил облегчение. Наконец-то она может не таиться и ничего не скрывать.
— А ты уверена, что не хочешь оставить его?
Он не мог представить себе, как можно отказаться от собственного ребенка. Даже для него, в его возрасте, это звучало ужасно.
— Не знаю.
Она почувствовала, как ребенок зашевелился внутри ее при этих словах, словно бы поднимая голос в свою защиту.
— Я просто не представляю себе, как смогу его растить. Родители не будут мне помогать.
Я не смогу зарабатывать, чтобы его прокормить… и это будет несправедливо по отношению к нему. И потом, я не хочу сейчас иметь ребенка. Это ужасно, правда?
Готовая снова заплакать, Мэрибет посмотрела на него в отчаянии. Ее признание в том, что она не хочет ребенка, было чудовищным, но это была правда. Она не любила Пола и не хотела растить его дитя и отвечать за чужую жизнь.