Потом за столом Катя все порывалась спросить у Колосова — как же это путь-дорога привела его в гости к Мещерскому? Но ей долго не удавалось вставить ни словечка. Колосов произносил все новые и новые тосты за здоровье именинника, и все они сводились к одному: как он его уважает. А потом слово взял Мещерский. Но его уже повело куда-то не в ту степь: начал он с того, что пожелал Никите и Кате успехов в их нелегкой опасной работе, а закончил рассказом о том, как недавно видел по телевизору женщину-генерала, и начал делиться неизгладимым впечатлением, которое на него это зрелище произвело.
Колосов слушал его, отрицательно мотал головой, и в глазах его Катя читала: что ты, Серега, друг, этого просто быть не может, потому что этого не может быть никогда. Мещерский принял еще рюмку «восьмерки» и пустился повествовать о буддийских святынях острова Цейлон. Катя спросила шепотом у Колосова то, что давно хотела узнать.
— Да я Сереже позвонил поздравить, а он спросил, обедал ли я, он курицу в духовку как раз ставил. А я там с самого утра кружился, в этом дурдоме, есть захотел. — В каком это дурдоме? — спросила Катя. — Ты разве дежуришь сегодня по главку?
Мещерский взахлеб рассказывал про зуб Будды. И про змеиный питомник — и такие там кобры королевские и сякие… А Колосов, явно завороженный рассказом о волшебном Цейлоне, буркнул нехотя, что он не дежурит сегодня, но выезжать на происшествие все-таки пришлось.
Вот так Катя и узнала про убийство гражданина Бортникова. Честно признаться, она не сразу даже вспомнила, о ком речь, когда Никита назвал фамилию. Ему пришлось пояснить: ну как же? Тот самый, который… Катя поначалу никак не отреагировала на эту новость. Ну, убили и убили. Земля ему, бедному, пухом. Однако чуть позже… Мещерский отправился на кухню варить кофе. И хлопнул там нечаянно одну из чашек нового сервиза. Координация подвела. Катя пошла помочь ему собрать осколки. Она бросила их в мусорное ведро. Еще минуту назад чашка была цела, и вот ее не стало. Хрупкий фарфор. Кратковечный. И внезапно ей вспомнился он, Бортников. Как он сидел, писал заявление. С его ботинок на пол дежурки натекла лужица. Катя помнила и это. У него не оказалось ручки, чтобы писать, и Катя дала ему свою. И забыла забрать.
Время словно потекло вспять: стоя на кухне Мещерского, Катя одновременно все еще была там, на шоссе, в дежурке поста ДПС, и видела, как потерпевший Бортников пишет свое последнее заявление.
Катя еще не подозревала, прологом каких событий станет та случайная встреча с этим человеком. Ей было немного не по себе от мысли, что человек-то, оказывается, по сути своей не более долговечен, чем эта вот чашка из белого дешевого фарфора в трогательный розовый цветочек.