Дмитрий Корсаков с мокрыми после душа соломенно-крашеными волосами взял у домработницы только чашку кофе и пил его в музыкальном зале. Включил магнитофон.
Мещерский снова услыхал приглушенную «Шехеразаду», на этот раз уже в исполнении симфонического оркестра.
Первые такты, тему Шехеразады — нежную и трогательную партию скрипки. Корсаков постоянно возвращался на эту мелодию, щелкая кнопкой перемотки пленки.
Григорий Зверев и Алиса Новлянская, как оказалось, с самого раннего утра гулявшие вокруг озера, явились к завтраку тихие и очень серьезные и тут же составили компанию приятелям. Алиса принесла из бара в гостиной бутылку бренди и хотела было налить мужчинам, но все отказались — утро все-таки. Тогда она налила себе в кофе солидную порцию. Новлянский Петр, сошедший к столу ровно в девять ноль-ноль в шикарном ярко-алом спортивном блузоне от Ферре и белоснежных брюках, молча забрал у нее бутылку и так же молча вернул ее в бар.
Майя Тихоновна кофе пить не стала, жаловалась на мигрень, на «мухи в глазах» и попросила Шурочку выжать ей на кухне морковного сока пополам с апельсиновым.
Однако на гренки и на булки налегала так, что те только Хрустели у нее на зубах.
К столу не вышли только Зверева с мужем да Шипов-младший. В саду не было слышно и лая бультерьера. Мещерский ел без особого аппетита. Мысли его блуждали далеко. Где — он никогда бы никому не признался. Даже себе. Из зала лилась «Шехеразада»: корабль Синдбада плыл навстречу приключениям. И вот капитан увидел принцессу — точно Одиссей Навсикаю… Мещерский подцепил вилкой сардинку. «Музыка говорит нам то, что мы скрываем даже от себя». Точно. Скрываем то, что постоянно стоит перед нашими глазами. А что стоит? Спальня. Вчера вечером он узнал, что спальня Зверевой — на первом этаже рядом с музыкальным залом, двери ее выходят в холл перед гостиной. Белые двери, окна — на озеро. И Шипов ушел туда первым. Мещерский откусил кусочек тоста со свежим огурцом — на столе, как назло, не оказалось соли.
Господи, что это за пара? Как она просыпается по утрам, как засыпает ночью? У Шилова слишком кожа нежная, слишком покорный взгляд. Неужели ему не противно видеть рядом с собой эту постаревшую женщину, которой уже пятьдесят два (!) года, эту великолепную, странную женщину? Он пил обжигающий кофе. Ну а тебе, тебе самому, доведисъ вот так, какие бы чувства ты сам испытал с ней рядом? Он потянулся за салфеткой.
Ведь у нее было четыре мужа, а любовники? Да что говорить! Кто не вздыхал по ней, кто не хотел ее.., когда она была молодой? Кастро вон с ней по пляжам гулял, Рейган на ранчо возил. А еще баба Лена рассказывала, что в семьдесят восьмом в Мадриде из-за нее вроде бы свел счеты с жизнью какой-то знаменитый тореро. И все это — ее век.