Оскар повернулся к сверкающим стеклянным поверхностям шкафчика Кураматы.
— Ты будешь кофе? У меня есть очень хороший растворимый кофе.
На ее лбу опять появилась складка, настолько глубокая, что казалась рисунком или татуировкой.
— Ты не можешь заниматься настоящей наукой, а по выходным быть бизнесменом. Если ты всерьез занят наукой, у тебя нет выходных!
— Сейчас выходные, Грета.
— А-а… — Она посмотрела на него пьяным, взглядом, полным удивления и сожаления.
— Ладно, но я не смогу остаться у тебя и завтра. Там утром в девять безумно интересный семинар «Домены цитоплазмы».
— Цитоплазма — звучит крайне соблазнительно.
— Но сегодня я все равно здесь. Давай выпьем немного. — Она открыла сумочку. — 0, нет! Неужели я забыла свой джин? Он в моей дорожной сумке. — Она растерянно заморгала. — Ох, Оскар, я забыла свою дорожную сумку! Я оставила ее в отеле…
— Ты также забыла, что я не пью, — заметил Оскар. Она положила локти на стол и закрыла лицо руками.
— Все прекрасно, — сказал Оскар. — Просто забудь ненадолго о работе. У меня в распоряжении целая команда. Мы можем достать тебе все, что необходимо.
Она сидела за кухонным столом, погруженная в горькие раздумья.
— Давай я лучше покажу тебе свой дом, — предложил Оскар. — Это занятно.
Он провел ее в дневную гостиную. Тут стоял эллиптический кофейный столик Пита Хейма, стулья с изогнутыми ножками из стали и дерева, а также виниловый надувной диван.
— Ты коллекционируешь модернизм, — заметила она.
— Да, вот мой Кандинский. «Композиция VIII», 1923 год. — Оскар любовно дотронулся до рамы, чуть-чуть поправив ее. — Не знаю, почему это называется современным искусством, хотя было создано сто двадцать лет назад.
Она внимательно рассматривала холст, потом перевела взгляд на Оскара.
— Почему вообще называют это искусством? Здесь просто углы и круги.
— Ты так воспринимаешь потому, что у тебя совсем нет никакого вкуса. — Оскар подавил вздох. — Кандинский был знаком со всеми направлениями того периода: «Голубым всадником», сюрреалистами, супрематистами, футуристами… Кандинский — это фигура…
— Наверное, тебе эта картина стоила уйму денег? — спросила Грета. Судя по тону, она очень надеялась, что нет.
— Нет, я купил ее за гроши на распродаже Гугге-хейма. Сейчас весь коммунистический период — с 1914 по 1989 год, самый показательный для двадцатого века — вышел из моды. Кандинский противопоставляется нынешнему «современному искусству», однако, знаешь, что я скажу? Думаю, Василий Кандинский как раз в духе нашего времени, его искусство действительно что-то говорит мне… Понимаешь? Если бы он вдруг оказался здесь с нами сейчас… Думаю, ему было бы все понятно.