Фрегат продолжал умело маневрировать, осыпая нас ядрами. Некоторые из них достигли цели. Стоны, крики, проклятия, кровь. Очередным ядром оторвало руку матросу, и он теперь катался по палубе и кричал так, что голос его разносился далеко над волнами. Сайта-Мария!
Я и Адепт не сходили с палубы, хотя это место и не относилось к числу безопасных. Грохот стоял такой, что едва не разрывало барабанные перепонки. Мы держали в руках оружие и понимали: то, что недоделал шторм, довершит этот красный фрегат. Единственное, что мы можем, – подороже продать свою жизнь.
Фрегат пошел на абордаж. Его капитан знал, что наши пушки с левого борта почти все сказали свое слово и, чтобы перезарядить их, понадобится не менее четверти часа.
Затрещали мушкетные выстрелы. Рядом со мной, держась за пробитую пулей грудь, рухнул пехотинец. Еще одна пуля черканула по моей собственной шляпе. Но этабыла всего лишь прелюдия. Настоящий кошмар начался после того, как в борта нашего галиона впились абордажные крючья и на палубу хлынули потоки существ, пришедших из самых мрачных снов. Это были не люди, а морская нечисть, сущие бесы, вырвавшиеся на волю из черных глубин морского ада. С леденящими кровь воплями они сыпались на нашу палубу, у одних в обеих руках было по шпаге, у других – сабля и кривой ятаган, у третьих – дымящийся пистолет и кинжал. Сведенные судорогой лица, глаза, горящие азартом и жаждой разрушения, зажатые в зубах концы красных косынок, повязывающих голову. Большинство одеты в короткие штаны и рубахи без рукавов.
Вмиг смешались два потока: команда галиона, владеющие оружием пассажиры и пехота схлестнулись с неудержимыми, несущимися, как лавина, исчадиями ада. Потом эти потоки разбились на отдельные группы отчаянно бьющихся, изрыгающих ругательства, предсмертно хрипящих, стонущих людей. Я старался не упускать из виду Адепта, зная, что он владеет оружием не настолько хорошо, чтобы выбраться из этой каши или хотя бы продержаться достаточно долго.
Это был жестокий беспощадный бой. Помню его урывками. Вот я пронзаю одного из трех головорезов, прижавших меня к стене… Вот второй из них падает, сраженный пулей… Вот нас захлестывает человеческая волна, и я уже не знаю, кто где, чьи удары я отражаю – своих или чужих.
Потом я сошелся с огромным верзилой, ловко управлявшимся кистенем и шпагой одновременно. Он был чертовски опытен. Но все равно умер, когда мой клинок вонзился точнехонько ему в глотку.
Испанцы превосходили пиратов численностью, однако пиратам было не впервой драться с теми, кого в два, в три, или даже в четыре раза больше, чем их самих. Невероятная свирепость, презрение к опасности, панибратство со смертью и воинское искусство делали их страшными противниками. Но и испанцы держались неплохо. Особенно отличался командир отряда пехотинцев, рубивший направо и налево своей тяжелой шпагой. Так что в целом силы были равны. Нам удалось сгруппироваться и занять оборону.