Вдруг я почувствовала на себе взгляд Исака, почувствовала так же явно, как тепло от печки. И поняла, что он заметил. Но мне уже было все равно. Я слишком устала и замерзла, чтобы притворяться дальше. Стоило мне стянуть трусы – и все раскрылось. Ну и пусть! С Симоном покончено. Он утонул. Навсегда.
Я повернулась к Исаку. Он недоуменно таращился на меня, для него это было уже чересчур. Он смотрел на меня, как на привидение.
– Видно, в воде обронила, – ухмыльнулась я.
– Ну и дела, ты что же, все это время была девчонкой? – Сообразив, что сморозил глупость, Исак тоже усмехнулся.
– Меня зовут Симона, – сказала я.
Мы развесили одежду на веревке перед печкой. А примус выключили, сарай уже достаточно нагрелся. Тепло подействовало на нас, как пригоршня снотворных таблеток. Даже если б захотели, мы не в силах были уйти.
Я легла, просто не держалась на ногах. Исака тоже сморило. Смущенно и неуверенно он улегся рядом на шаткую раскладушку, такую же ненадежную, как лодка.
Странно было лежать рядом и чувствовать жар его кожи.
– Все-таки я не могу понять, – пробормотал он.
Я провела рукой по его волосам, которые уже высохли.
– Крыса, – шепнула я в подушку.
– Обезьяна, – мгновенно отозвался Исак.
– Вонючка, – рассмеялась я.
– Психованная, – пробурчал он и обнял меня.
Я прижалась к нему и хотела было признаться, что он мне нравится, но передумала – это может подождать. Вдруг в разгар объяснения на меня нападет икота? Так мы лежали и ждали, и ждать было приятно, а в углу всхрапывала печка, посвистывала керосиновая лампа, потрескивали стены.
Близился рассвет.
В КОТОРОЙ РАЗДАЮТ ЖЕЛАННЫЕ ПОЦЕЛУИ, Я ПРОЩАЮСЬ С МАЛЬЧИШЕСКИМИ ТРУСАМИ, ТРЯСОГУЗКА ОТКРЫВАЕТ РОТ ОТ ИЗУМЛЕНИЯ, А НА КРЫЛЬЦЕ МЕНЯ ПОДЖИДАЕТ КОСМАТАЯ ЗВЕРЮГА
– Не хочу! – крикнула я.
Исак склонился надо мной, его веснушчатые руки обхватили мою неразвитую грудь, а лицо было совсем близко.
– Не глупи! Почему?
– Просто не хочу, и все.
Утренний свет проникал сквозь окошко, испещренное причудливым узором из раздавленных мух и пауков, пронизал облако пыли, копоти и старого табачного дыма и окрашивал дощатые стены в романтический розовый цвет. Даже Исак выглядел розовым.
– Ну пожалуйста. – упрашивал он.
– Только не сейчас. Подожди, – твердила я.
Мне так не хотелось вставать. Я еще толком не проснулась и не испытывала никакого желания очутиться вновь на холодном ветру. Печка погасла. Вот бы так и лежать, прижавшись животом к спине Исака, сплетя ноги под вонючей тряпкой, заменявшей нам одеяло.
Я схватила Исака за взъерошенные рыжеватые вихры и потянула на раскладушку. Пружины жалобно застонали. Он упал на бок, и я уткнулась носом ему под мышку, как Килрой.