В таверне Йорик постепенно подводил разговор все ближе и ближе к политике текущего момента.
— Да, выпьем за наших братьев, вольмаков! — провозгласил, подняв кружку, тост дородный капрал.
— И за наших сестер, вольмачек, — согласился один рядовой первого класса.
Другой солдат пожал плечами.
— Ты можешь считать их сестрами, если охота. Лично я предпочитаю более близкие отношения.
Его наградили за остроту общим плотоядным смехом, а один рядовой среднего возраста крикнул:
— Отношения какие есть такие и будут, салага. Эти вольмаки не одобряют случайных знакомств. Соблазнители быстро оказываются под дулом дробовика.
Йорик пожонглировал так-сяк этими словами и поднял свой стакан.
— Ну, выпьем за лучшую половину человечества. Да не лишиться она худшей половины.
На это ответил смешок, умерших быстрой смертью. Солдаты умолкли, переглядываясь друг с другом.
— Ты мало знаком с обстановкой, так ведь? — прорычал один сержант.
Йорик нахмурился, посмотрел на него и пожал плечами.
— «Последним пришел, первым заглянешь». Ну допустим вольмаки разозлились на нас? Ну и что?
— Он говорит «ну и что»? — зарычал один из рядовых постарше. — Тебя здесь не было, приятель, когда шли настоящие бои! Тебе не приходилось выступать против их проклятых копий и видеть, как твоему дружку выпускают кишки! Тебе не отрубали руку, — прорычал искалеченных ветеран. — И ты не видел как из обрубков хлещет кровь!
— Тебе не драл уши их дьявольский вой, когда ты отходил к стене с дюжиной товарищей, тогда как выходил за нее с сотней, — прорычал седой сержант. — А их копья и стрелы тыкались в тебя со всех сторон.
— Не надо их недооценивать, — процедил сквозь зубы капрал с узловатыми руками. — Они злобные, когда дерутся.
— И они не трусы, — прогромыхал другой. — Стрелы и копья убивают не хуже любого бластера, мой мальчик. И от них не увернешься, когда они сыпятся градом.
— Скольких мы потеряли? — вперился горящим взглядом в свое пиво седой сержант. — Дюжину в день? Шестьдесят в неделю? Сотню?
— И это продолжалось годами, много лет подряд! — стукнул по стойке кружкой сержант лет сорока. — Мы не допустим, чтобы вернулись те дни, ни за что, любой ценой!
Род, потрясенный, узнал в нем Талера.
— Ну, так далеко даже я не стал бы заходить, — задумчиво проговорил седой сержант. — Я мог бы назвать кое-какие цены, которые не стал бы платить.
— При всем при том и я тоже, — признался сорокалетний. — Но есть много цен вполне стоящих того! — он обвел все помещение горящим взглядом. — Что такое две жизни по сравнению с тысячами, в которые обойдется вся война? Что такое две жизни?