— Что ты меня все учишь? — возмутился Никодим. — Кто из нас, в конце концов, начальник кинжала, ты или я?!
— Конечно же ты! — мягко улыбнулся Артемидор. — Но я стараюсь, чтобы ты оставался им и год, и два, и даже сто лет!
— Ну что ж, — тяжело поднимаясь с клине, примирительно заметил Никодим. — Твое, то есть мое объяснение вполне устроит Аттала. Сейчас мы отправимся во дворец, и мой человек проводит тебя к лекарю. Учти — одно его слово, и Аттал даже не станет слушать меня. Запомни: его зовут Аристарх!
3. Царь и лекарь
— Аристарх, — нарочито сердитый голос царя смягчила плохо скрываемая радость. — Тебя не было целых три часа! Где ты был?
— В библиотеке Асклепия! — охотно ответил лекарь, входя б большую залу, заставленную кадушками с диковинными кустами, которые привозили во дворец со всех концов земли, лекарствами, ядами и противоядиями в колбах на стеллажах вдоль стен.
Аттал приветливым жестом разрешил Аристарху сесть рядом с собой на клине из слоновой кости и нетерпеливо спросил:
— Надеюсь, ты получил от управляющего этой библиотекой все, что хотел? Я отдал ему приказ, чтобы тебе ни в чем не было отказа!
— Да, он старается изо всех сил! — благодарно улыбнулся Аристарх.
— Еще бы! — проворчал Аттал. — Иначе ему придется иметь дело с моим палачом. А ведь это, пожалуй, единственный человек во дворце, которого ты так и не научил улыбаться. Он, да еще начальник кинжала, — припомнил царь и вопросительно взглянул на Аристарха: — Ну и что ты нашел там сегодня? Говори, меня интересует все.
— О, я перечитал почти все папирусы и рукописи, что находятся в вашей библиотеке! — снова оживился лекарь. — Но вот сегодня заглянул в запасники и, помогая рабу разбирать древние рукописи, нашел немало любопытного, например, как наши предки лечили застарелые мозоли…
— Как? — недовольно перебил его царь. — Ты, мой личный лекарь, помогал какому-то рабу?!
— Но ведь я и сам раб! — напомнил Аристарх и, чтобы переменить тему разговора, взял со столика пергамент с бисерным почерком Аттала: — «Трактат о ели из Адроматии»? — пробежал он глазами по заглавию. — Любопытно, и чем же знаменита эта ель?
— Я помню свое обещание дать тебе свободу, если ты вылечишь меня! — вместо ответа задумчиво сказал Аттал.
Ни один человек в мире, кроме его близких родственников, да однажды, помнится, Эвдема, не вел себя так непочтительно и не позволял себе таких вольностей, как этот лекарь.
Любого другого за куда менее дерзкий, да что там дерзкий — не восхищенный взгляд, за сокращение его титула или недостаточно низкий поклон ждали плети, а то и плаха палача. А этому он прощал все. И не только за то, что он избавил его от невыносимых мук ожидания приступа.