В приемной я застал правителя канцелярии и полициймейстера; оба стояли понуривши головы и размышляли. Первый думал о том, как его сошлют на покой в губернское правление; второй даже и о ссылке не думал, а просто воочию видел себя съеденным.
- Вы читали бумагу? - спросил я правителя канцелярии.
- Читал, - отвечал он грустно.
- Но что же за причина?
- Да никакой причины не прописывается. Напротив того, даже похвалы нашему генералу примечаются. "Неутомимые, говорит, труды, на поприще службы с пользою понесенные"...
- И в заключение?
- А в заключение: "Расстроили, говорит, ваше здоровье и без того потрясенное преклонностью лет"...
- Ну, какая же это "преклонность лет"!
- Какая "преклонность лет"! и всего-то по формуляру семьдесят пять лет значится! в самой еще поре!
- Только бы управлять еще старику!
В это время к нам вышел сам закатившийся старик наш. Лицо его было подобно лицу Печорина: губы улыбались, но глаза смотрели мрачно; по-видимому, он весело потирал руками, но в этом потиранье замечалось что-то такое, что вот, казалось, так и сдерет с себя человек кожу с живого.
- Наконец давнишнее желание моего сердца свершилось! - сказал он, обращаясь к нам.
- Весь город, ваше превосходительство... - начал было я.
- Наконец давнишнее желание моего сердца свершилось! - повторил он и остановился, чтобы перевести дух.
Я понял, что старик играет роль, но что роль эту он выучил довольно твердо.
- Нам остается утешаться, что новый наш начальник будет столь же распорядителен, как и ваше превосходительство! - сказал я, пользуясь паузой.
К удивлению, генерал был как будто сконфужен моею фразой. Очевидно, она не входила в его расчеты. На прочих свидетелей этой сцены она подействовала различно. Правитель канцелярии, казалось, понял меня и досадовал только на то, что не он первый ее высказал. Но полициймейстер, как человек, по-видимому покончивший все расчеты с жизнью, дал делу совершенно иной оборот.
- Нет, уж позвольте! такого начальника у нас не было и не будет! - сказал он взволнованным голосом, выступая вперед.
- Благодарю! - сказал генерал.
- Ваше превосходительство! - продолжал полициймейстер, уже красный как рак от душившего его чувства преданности.
- Благодарю!
Полициймейстер ловил генеральскую руку, которую генерал очень искусно прятал; правитель канцелярии молчал и думал, что если его сошлют в судное отделение, то штука будет еще не совсем плохая; я стоял как на иголках, ибо видел, что намерения мои совсем не так поняты.
- Я хотел только выразить, - пояснил я наконец, - что должности ваших превосходительств никогда не прекращаются и что провидение...