— Уже лучше, — сказал он гораздо мягче. — Вы сегодня заставили меня улыбнуться, я возвращаю вам долг.
Николас указал на скамеечку, прикрытую потертой парчовой подушечкой.
— Садитесь сюда рядом со мной, чтобы я вас видел.
Я села у его ног.
— Ближе, — распорядился он.
Я подвинулась ближе и оказалась почти между его коленями.
— Скажите, мисс Рашдон, что вы думаете о моем сыне?
Я смотрела на ангельское личико ребенка, и на душе у меня становилось теплее. Горло мое сдавил спазм, я с трудом смогла промолвить:
— Думаю, милорд, он самый красивый ребенок, которого мне довелось видеть и который когда-либо появился на свете.
Густые черные ресницы милорда прикрыли его глаза, и я заметила, как затрепетали его веки.
— Да, — ответил он тихо, едва слышно. — Я готов на коленях молить Господа, чтобы он вырос более сильным, чем его отец, чтобы он был здоровее и телом, и душой. Я молю Бога, чтобы поразившая меня болезнь не передалась по наследству и ему, когда он станет взрослым.
Мы любовались спящим Кевином, и единственным звуком в комнате было потрескивание красных догорающих углей в камине. Я попыталась выкинуть из головы все слухи и картины безумия, мне хотелось бы никогда не покидать этого места и все грядущие годы провести рядом с ним.
— Ариэль, — услышала я голос Ника, тихий и мягкий, и попыталась пробудиться от сна наяву и посмотреть ему в глаза.
Я почувствовала, как в сердце моем рождается нежность, вытесняя из него все остальные чувства, а голова моя начала кружиться, и в этом не было ничего нового или необычного. Я тысячу раз испытывала это в его обществе.
— Сэр? — Мой голос звучал твердо, без дрожи.
— У вас печальное лицо. Вам грустно?
— Да, грустно, милорд.
— Скажите почему?
— Я не понимаю, что с вами происходит. Что вас заставило, милорд, обидеть сегодня утром вашу сестру?
— Я сумасшедший.
— Я в это не верю.
— Я чудовище.
— Это абсурд.
Николас приподнял мой подбородок своими длинными сильными пальцами. Глаза его вонзились в меня, как острые блестящие стальные рапиры. Слегка склонившись ко мне и кривя рот, он сказал (и слова его звучали, как щелканье бича):
— Маленькая дурочка, у вас ведь есть глаза. Раскройте их! Принимайте меня за того, кто я есть. Я лжец и распутник. Я развлекаюсь тем, что обольщаю невинные сердца и разбиваю их. Я безумец, происходящий из семьи безумцев. Я убийца…
— Замолчите!
Я вскочила и зажала уши руками.
— Не хочу об этом слышать!
— В таком случае вы идиотка, — заметил он спокойно.
Оторвав руки от ушей, я гневно смотрела на него.
— Боюсь, что вы правы, сэр, — сказала я, — но это мое личное дело.