Я боязливо вошла в комнату, готовя себя к любой неожиданности, к потрясению, которое ожидало меня, — ведь я должна была снова его увидеть.
Николас Уиндхэм стоял среди многочисленных зеленых растений с лопаткой в одной руке и лейкой в другой. Он не сводил глаз с увядающего цветка, и его широкие плечи — а, пожалуй, они стали даже шире, чем это запечатлелось в моей памяти, — слегка поникли.
— Черт возьми, — бормотал он. — Они снова гибнут, Реджи. Эти чертовы растения снова гибнут.
— Очень сожалею, сэр.
— Виновата эта гнусная погода. Никакого солнца. Знаешь, эти экзотические растения привыкли к солнцу и не могут без него.
— Да, сэр.
Он отшвырнул лопатку в сторону, поставил лейку на пол, потом отряхнул руки от земли.
Зачарованная созерцанием его крепких мускулов, видя, как они играют под одеждой, я не могла отвести от него глаз. Его тело было мне так хорошо знакомо, до мельчайших подробностей… Прежние мысли, прежние желания вернулись ко мне. Мне захотелось убежать. Как можно быстрее и как можно дальше. Но я не могла этого сделать. Пока не получу того, за чем пришла.
— Сэр, — повторил Реджинальд, — к вам гостья.
Он медленно повернул голову.
Казалось, наше вторжение застало его врасплох и смутило.
Густые черные, как вороново крыло, брови сошлись на переносице, нависая над серыми глазами, углы рта презрительно опустились вниз.
Он молча разглядывал меня. Я невольно отступила на шаг назад, потому что не была готова к нашей встрече.
— Гостья? — рассеянно спросил он. — Ко мне гостья?
— Некая мисс Рашдон, сэр.
Он, казалось, с усилием перевел взгляд с невозмутимого лица Реджинальда на мое.
— Рашдон?
Николас расслабился, напряжение его спало, он повернулся и посмотрел мне прямо в лицо.
Взгляд его серых глаз вызвал во мне такую бурю чувств, какую я не ожидала. Конечно, я не в силах была забыть их выразительность и силу. Но то, каким ударом в сердце отзовется его взгляд во мне, — разве могла я подумать об этом? Я почувствовала, как лицо мое вспыхивает под его пронзительным взглядом, как сердце мое начинает колотиться, как испуганный зверек, как дыхание прерывается, и я стою перед ним с подгибающимися от слабости ногами, дрожащая и неуверенная в себе.
— Милорд… — выдавила я с трудом.
Он не сводил с меня глаз, и, собрав все свои силы, я встретила его взгляд. «Теперь или никогда», — решила я. Но, пока он, не мигая, смотрел на меня, я осознала, что слухи, преувеличенные или правдивые, имели под собой почву.
Николас не узнал меня. И хотя я могла открыться ему, сказать, кто я, я этого не сделала, не могла себя заставить. Теперь мне казалось, что я потеряла его столь же безвозвратно, как в первый раз! Хотя разве он когда-нибудь по-настоящему принадлежал мне? Теперь меня мучил только один вопрос, неотступно встававший снова и снова. Почему?