– Чертова родня! – вдруг громко и резко вскрикнул Полфунта и так ударил бутылкой по столу, что она вдребезги разбилась.
К столу подлетел половой.
– Здесь, сударь, страдать не полагается, – заговорил половой, подбирая осколки. – У нас и больше выпивают, а таких экстренностей не делают…
– Другую! – коротко и повелительно оборвал полового Полфунта и швырнул на стол скомканную трехрублевую бумажку.
Слуга схватил деньги и побежал к буфету.
– Дяденька! – залепетал Санька.
– Ну? – бросил на него мутный взгляд фокусник.
Санька съежился и молчал. Он не на шутку стал побаиваться своего благодетеля.
– «Дяденька»! – заговорил снова Полфунта, выпив стаканчик из новой полбутылки. – Не называй меня ты дяденькой! Терпеть не могу!.. У меня свой дяденька имеется… И сестрица и братец есть… Они порядочные, потому что домовладельцы… А я вот – пьяница, бродяга и никуда не годный человек… И пусть… И пусть я негодяй, пьяница, а все-таки я, Иван Раздольев, презираю их… Пре-зи-раю!.. – повторил он громко, раздельно и так ударил кулаком по столу, что посуда заплясала.
Полфунта пьянел с каждой минутой. Лицо его сделалось совершенно красным, глаза потускнели, а веки воспалились. Речь становилась отрывистой и почти бессвязной. Он пил, не закусывая, как истый алкоголик. Рыжик со страхом следил за ним.
– Купцы!.. – воскликнул Полфунта и снова ударил кулаком по столу. – Знаешь ли ты, что такое купец!.. А? Не знаешь?.. Купец, братец ты мой, тоже человек… У него все есть: и глаза, и руки, и ноги, и большой живот… Одного только нет – души… Вместо души у него под сердцем купон лежит… А родня моя – купцы… Понял ты, голубчик мой?.. Они купцы, а я бродяга… Десять лет меня не видали, а как пришел сегодня, через прислугу пять рублей выслали… Видеть не захотели…
Полфунта выпил, сморщился, плюнул и снова начал:
– Нет, ты пойми: ведь обидно… Родная сестра… Я ее так любил… Мы были маленькие… И вдруг – не хочет повидаться… Десять лет не видала!.. Я плохо учился… Меня из гимназии выгнали… И родные прогнали… А из-за чего?.. Из-за искусства!.. Понимаешь ли, я искусство любил… Я театр любил… Ах, как я играл Аркашку!.. На Руси не было и не будет подобного Аркашки… А теперь кто я?.. Ничтожество из ничтожеств. Я пьяница и паяц!.. Балаганный па-яц!.. Голубчик ты мой, Саша, я несчастный… я неудачник…
Полфунта захныкал и залился слезами. Потом он рукавом вытер глаза и, едва держась на стуле, дрожащей рукой снова взялся за бутылку. Он совершенно ослаб и размяк.
Рыжик, видя, что его благодетелю становится совсем плохо, победил чувство страха и подошел к фокуснику.