Старик еще раз стукнул палкой и с яростью бросился к детям. Но не успел он переступить порог, как на него вдруг заворчал Мойпес, который до того мирно лежал на полу в своей любимой позе.
– Ну, ну… Ты посмей только! – упавшим голосом сказал собаке старик и слегка пригрозил ей палкой.
Но едва только он это сделал, как Мойпес поднялся на ноги, ощетинился и так зарычал, что старый солдат невольно попятился назад.
– Ах ты, окаянный пес, чтобы тебе сдохнуть! – пробормотал растерявшийся «воин».
Рыжик залился смехом.
– Вот так собака у меня… Ай да Мойпес!.. – восхищался поведением пса Санька.
– Послушай, ты, рыжий чертенок, убери свою подлую собаку, а не то рассержусь… – проговорил старик, размахивая палкой.
– Сердись, дяденька, сердись! – сквозь смех сказал Рыжик и обернулся к Дуне: – Пойдем, Дуня… сюда, в окно…
– Я боюсь… – прошептала девочка.
– Не бойся, Мойпес его не допустит… Пойдем, я своей маме расскажу: она тебя у нас жить оставит.
Санька почти насильно втащил Дуню на лавку, а потом выскочил из окна и то же самое помог сделать девочке.
– Дунька, назад! – крикнул Андрей-воин.
Но дети его не слушались. Оба они без оглядки пустились бежать. Через минуту их настиг и Мойпес.
Аксинья в это время белила хату. До пасхи оставалось несколько дней, и у Аксиньи работы было по горло. Не менее усердно трудился и Тарас: он заготовлял товар на Проводскую ярмарку.
– Мама, я Дуньку привел, – сказал Рыжик, подойдя к матери.
– Зачем?
– Дядя пьян напился… Бьет ее… Она плачет…
– Ох, горе горькое! – вздохнула Аксинья, продолжая делать свое дело.
– Мама, Дуне можно у нас жить?
Аксинья сделала вид, будто не слышит.
– Мама, можно? – повторил Рыжик.
– Ах ты, глупенький ты мальчик! Ежели бы мы были богаты, то не одну, а двадцать Дунек взяли бы на прокорм, а то сам знаешь, какие мы богачи: сидим без хлеба на печи… Ну, да пусть до праздника поживет, – закончила Аксинья и снова вздохнула.
– Ну вот, слышишь? – нагнулся Рыжик к Дуне. – Можешь жить у нас. А дядя к нам не придет, ежели у нас Мойпес есть…
На бледном лице Дуни появилась улыбка.