Тарко молчал и не обращал на ворчание товарища никакого внимания. По поводу властителей он сильно не напрягался, потому как считал себя человеком свободным, ни от кого независимым. Но всё же была одна беда — давно и безнадёжно он влюбился в дочь старого Ука Вияну и ради неё готов был на любое, самое безумное и не сулящее никакого прибытка предприятие.
Сокол убеждать Рыжего не собирался. Сказал просто:
— Ты, Роман, такие завёрнутые дела любишь, толк в них имеешь, и мне, я полагаю, поможешь. Не князя если, так нашей дружбы ради.
— Мудрёно это всё, — поморщился тот. — Напоремся неведомо на что.
Но он уже сдался. Да и не мог бы Рыжий отказать Соколу, даже если бы дело и впрямь ему не по нраву пришлось. Только так, поворчал из приличия.
— Лады, — сказал, наконец, он. — Мне надо собрать кое-что, когда выступаем?
— Завтра. Рано утром, — ответил чародей. — Но ты лучше приходи к вечеру. Мало ли что.
* * *
Встали затемно. Собранные с вечера мешки и сумы погрузили на лошадей, что прислал накануне князь. Поклажи наготовили изрядно — неизвестно может до холодов будет и не вернуться. Седлали верховых коней. Тоже с княжеских конюшен. Своих-то ни у кого из них не завелось. Сокол прислуги не держал, а самому за животными ухаживать — это же сколько мороки. Рыжий часто отлучался, а Тарко не разбогател ещё, чтобы конём владеть.
Когда солнце встало, появились трое дружинников в доспехах и при оружии. С ними отрок — слуга — не самим же в пути заниматься всякой чёрной работой. Воины поздоровались, но в дом не зашли — ждали в сёдлах. Старшим князь отправил того самого Малка, по прозвищу Заруба — воеводу и правую свою руку. Двое других Соколу тоже знакомы оказались — воины бывалые. Того, что постарше, заросшего огромной бородой, скрывающей половину лица, прозывали Дуболомом за недюжинную его силу. Молодой дружинник по имени Никита, казался рядом с Дуболомом совсем мальчишкой, но, тем не менее, слыл в сотне Зарубы первым рубакой, и воевода брал его всякий раз, когда пахло хорошей сшибкой. Отрока чародей раньше не встречал. Старшие называли его Тишкой и за ровню, судя по всему, не держали.
Оставив дом на пса, чародей не пренебрёг запечатать дверь и сторожевым волоском, прикрепив его к дереву капелькой мёда. Если кого страх не остановит, то стоит татю нарушить волосок, как у нескольких соседей разом вспыхнут тревожные лучины. А соседи не крестьяне какие-нибудь — все сплошь люди ворожбе не чуждые. Так, что вору или прознатчику мало не покажется, даже если каким-то чудом, с псом справится.
Дружинники хмуро наблюдали за вознёй Сокола у двери. Сердились, видно, на князя, что приставил их подручными к чародею. Хотя Сокола они уважали, но всё же не воинская это работа — чародея сопровождать.